Большинство проектов III московской международной биеннале современного искусства «Против исключения» открылось. Количество выставок зашкаливает за пределы нормального разумения. Одно перечисление их съело бы отведенный формат газетной заметки.

Несколько замечаний по поводу восприятия биеннальского вернисажного каскада со стороны. Безумно интересно наблюдать за публикой. Она во многом лучший экспонат фестиваля. Каждый день встречаешь на вернисажах более сотни знакомцев зараз. И хотя «ногам от шарканья, ушам от восклицаний» тяжеловато, общение превыше всего. Вот только первая ложка дегтя: иностранных гостей до обидного мало. Французскую речь еще как-то слышишь. Другую почти нет. Экспертов из разных стран специально, видимо, не привечали. В согласии с темой форума исключения им не сделали. Вот они и предпочли другой фестиваль, например, биеннале в Стамбуле. А в Москве мелькают все наши, родные лица. Из разных городов страны и ближнего, как говорится, зарубежья. Интересно прислушаться, о чем они говорят...

Главная тема -- главный проект биеннале, подготовленная французским историком искусств Жан-Юбером Мартеном в артцентре «Гараж» выставка «Против исключения» (см. «Время новостей» от 25 сентября). Мнения о ней раскололи сообщество на два воинственно настроенных лагеря. Равнодушных почти не наблюдается. «Против» свидетельствуют в основном молодые левые и пресыщенные посещениями тысяч выставок интеллектуалы средних лет. Первые обвиняют мсье Мартена в симпатиях к охранительной, имперской идее, что так тешит сегодня души россиян. Отдельные оппоненты считают Мартена неоколониалистом (довелось слышать буквально следующее: художников из далеких стран Азии, Африки, Океании, Австралии куратор привез закованными в наручники в трюме корабля). Вторые «противники» не видят в устроенной Мартеном колоссальной выставке ничего, кроме экзотического парка аттракционов, где всего много, все зрелищно и бессмысленно. (Такие интеллектуалы противопоставляют выставку каким-нибудь аскетическим перфомансам концептуалистов, заменяющих чувственный контакт с искусством тысячами словесных комментариев, предъявленных в качестве, например, распечатанных словарных статей).

Защитники выставки (среди них немало историков искусства, к коим относится и ваш обозреватель, и художников, адептов внятного пластического качества) акцентируют внимание на перфекционизме подготовки материала (невиданном в Москве), на изумительной режиссуре экспозиции (когда сотни сложнейших и часто визуально агрессивных инсталляций не создают ощущения давки в метро, экспозицию читаешь как хорошую поэзию). Наконец, на том, в чем во многом отказывают выставке ее оппоненты: на многосложности смысловой конструкции проекта. В этом плане выставка Мартена выгодно отличается от роскошной дорогой презентации в «Гараже» коллекции миллиардера и мецената Франсуа Пино. Несмотря на сортировку материала по разделам, ощущение случайности и заменяемости выбора многих работ в случае с Пино не покидало. Контекст интерпретации был выстроен приблизительно. В случае с Мартеном убеждает упругое, прочное, как вязь орнаментов в традиционных культурах, сопряжение всего со всем.

Конечно, это не значит, что идеально все. Какие-то работы в слаженную композицию всей выставки вписались не точно (например, парад куриных чучел из иронической биолаборатории «Цыпленок-космополит» бельгийца Куна Ванмехелена мог бы не выступать в роли пропилей всей экспозиции). Какие-то совсем, на мой взгляд, лишние. Например, фотографии наряженных мертвых людей группы АЕС+Ф коробят бесстыдством отношения к чужой экзистенциальной территории, чужому горю, циничным замещением сложности последних вопросов грубой медийной простотой рассчитанного на скандальную бестактность хода. Это тем более отвратительно, что рядом располагается работа на подобную тему: инсталляция китайцев Сунь Юаня и Пэн Юйя «Дом престарелых». По залу катаются инвалидные коляски с сидящими в них уникально веристски выполненными фигурами, представляющими глубоких старцев разных сословий, вероисповеданий, национальностей. Они все вместе, но пронзительно одиноки. Среди нас, но вне общения. О цикле жизни и трагедии ухода эти художники поведали куда более целомудренно, тонко и глубоко. Оставаясь на территории искусства.

Но исключения подтверждают правила. А они предлагают интерпретировать выставку как сложнейший клубок образов, тем и смыслов. Причем ни один из них не декларируется в лоб, а обозначается ответственным выбором самого зрителя, его способностью быть восприимчивым. Ну вот, например, задевшая левых тема традиционных культур и способности их интегрироваться в художественный процесс мира. Сперва нам предлагают посмотреть на экзотические артефакты, сознательно созданные в расчете на рецепцию европейцев. Сюрреалистические комиксы конголезца Шерри Самба на тему стереотипов восприятия Западом Африки подготавливают изысканный розыгрыш европейского восприятия экзотики у Эля Анацуи, «ткущему» из железных крышек от бутылок роскошные ковры. Рядом с коврами грузовик с пожитками кореянки Кимсуджи: набитый цветными тюками кузов -- аллегория лоскутной неприкаянности вечных мигрантов. Около него «Театр мира» китайца Хан Юн Пина: прозрачный мост в форме змеи, под которым стол в виде черепахи. По словам самого художника, композиция соотносится с «драконовой жилой» в искусстве фэн-шуй. В мосту-змее статуэтки священных животных, между которыми ползают живые черепахи и змеи, в столе-черепахе -- пожирающие друг друга насекомые. Этой инсталляцией вводится новый, философский аспект интерпретации «экзотической» темы: что есть театр мироздания -- зона имманентного конфликта, кунсткамера с раритетами, метафизика священных связей? И это расширение смыслового пространства готовит к новым драматическим перипетиям. В соседнем зале -- беспощадная видеоработа о различности сознания людей разных культур и безответственности экстраполяции на чужую культуру собственного «истинного» знания: действующий как разряд тока фильм чилийца Альфреда Джаара о трагической судьбе южноафриканского фотожурналиста Кевина Картера. После Джаара тема экзотических культур режиссируется тончайшими, совершенно бескомпромиссными по отношению к западным стереотипам восприятия произведениями с символическими эмблемами, орнаментами, героями традиционных культов (работы художников из Океании, Индии, Африки). Тут уж никаких заигрываний: хочешь понять -- работай, с уважением познавай чуждые тебе традиции, принимай незнакомые правила. И дивись щедрости художественных миров вселенной, свободных от бюрократических матриц, подменяющих искусство политикой зашоренных правых или левых. В этом бесконечно интересном, свободном от догматического, наперед сформулированного знания тексте выставки изумительным образом осознаешь, что подлинная художественная «цепь бытия» позволяет наблюдать рифмы, «далековатые сближения» там, где они, казалось бы, совершенно непредсказуемы. Впрочем, традиционные культуры -- лишь один из лейтмотивов выставки. Другие лейтмотивы сулят не менее интересные интеллектуальные и чувственные переживания. И тоже способны вызвать словесные баталии защитников и оппонентов.