Судя по пресс-релизу, у звезды театров «Ковент-Гарден» и «Метрополитен-Опера» Дмитрия Хворостовского с камерным оркестром Константина Орбеляна -- «давний творческий контакт». Проще -- дружба. Уже вышел их совместный диск «Неаполитанские страсти», готов еще один (русские романсы), летом пишется третий -- с песнями военных лет. По нашим сведениям, запланирована дружба минимум на три года, в течение которых Хворостовский вместе с оркестром будет знакомить мир с новой программой, только что представленной в Москве. Дальше -- Петербург, Париж, Нью-Йорк. Проблема в том, что несомненной в художественном отношении репутацией орбеляновский оркестр не обладает. И качество игры в БЗК не вызывало никаких сомнений. Оркестр играл отчаянно плохо. До нюансов интерпретации не дошло. Кроме скрипок, больше ни один голос не прослушивался, глухие фразы оперных увертюр звучали жалостливо, тяжелая судьба моцартовского Дон Жуана изображалась безнадежно рыхлыми вступлениями, следить за неразборчивой болтовней вердиевских «Набукко» и «Силы судьбы» не получалось, и гадать на жухлых листиках аккомпанемента оказалось не самым увлекательным занятием.

У самого Хворостовского в этот вечер не все получалось, но с таким странным сопровождением, которое то проваливается, то накрывает голос, то убивает фразу беззастенчивыми медными вступлениями, то вязнет или торопится, мало кто может справиться. Хворостовский отменил почти все отрепетированные бисы и закончил вечер «акапельной» (без оркестра) «Ноченькой».

Между тем новые партии скоро войдут в сценический репертуар Хворостовского, а там будут другие оркестры. Партию Ренато в вердиевском «Бале-маскараде» певец будет репетировать в Чикаго. И судя по исполненной в Москве арии Alzate... Eri tu, роль ему идет. Лирический голос ведет длинную линию с вокальным благородством и сумрачным изяществом. Образ оживает с первой ноты и, лишенный статики, до конца живет очень красиво и драматургично. Эта ария, пожалуй, самая очевидная удача программы. Не так сенсационно, но не менее изящно звучала Серенада Дон Жуана. Хворостовский чудесно слышит Моцарта, и Лепорелло с Дон Жуаном со времен канадского фильма 1999-го, где он поет обе партии, остаются его коронными ролями. Даже не самое удачное исполнение двух арий не может этого изменить.

В других новинках репертуара Хворостовского легко было услышать и хорошие намерения, и незавершенность работы. В вокальной изморози Глюка и Генделя когда-то станет заметна лучшая шлифовка. В партиях вердиевских Макбета и Станкара, не самых удобных для голоса, вокальный стиль и актерский драматизм, наверное, смирятся и сбалансируются. А неаполитанским шлягерам нужно только успокоить оркестровую пылкость, и они зазвучат. Им мало надо.

Расфранченной публике, заплатившей за билеты от двух до девяти тысяч рублей, обыкновенно тоже не требуется слишком много. Ее привычки консервативны: чем больше узнаваемого в фаворите -- тем лучше. Хворостовский, к ее радости, почти не меняется: как прежде, его индивидуальность состоит из очень красивого голоса, природной музыкальности, легкой вокальной холодности и актерской горячки, изредка -- вкусового крена и небезграничных стилевых возможностей. А потому умное и нетрафаретное расширение репертуара его сильно украшает.