Израильско-американский скрипач Ицхак Перлман последний раз приезжал в Россию в самом начале 90-х. Считается, что именно после той поездки один из самых знаменитых скрипачей-виртуозов мира начал играть традиционную еврейскую клезмерскую музыку -- так, как ее играли музыканты-клезмеры в черте оседлости, и так, как ее играют сегодня виртуозные музыканты в Америке и во всем мире. Традиционные "хусидлы", "булгары", "нигуны", «танец родителей», «песня рыбака», «усаживание невесты» и другие темы играются так, как игрались в давно ушедшей с карты мира культуре «идиш», однако нельзя не заметить в современной клезмерской музыке, невероятно популярной сегодня в мире, и джазовые принципы. Для сумасшедшей любви всего мира к нежной, веселой, трагической, ироничной и печальной клезмерской музыке Перлман сделал невероятно много.

Но сначала он стал принципиальной фигурой для собственно академической скрипичной культуры. В Москве Перлман дал два концерта -- сначала в Большом зале Консерватории, а на следующий день в отдаленном от академического музыкального центра зале «Барвиха Luxury Village». Оба зала были полны, и публика принимала Перлмана с восторгом во всех его ипостасях.

Удивительно, что в обоих образах Перлман был предельно органичен -- настолько, насколько мало кто вообще бывает на сцене и в звуке. Именно органичность и одновременно изящество скрипичного звука и всей манеры делают Перлмана выдающимся в своем роде. Хотя в отличие от клезмерского концерта на концерте в Большом зале Консерватории мнение публики разделилось. Настолько одновременно безупречно и непривычно была исполнена лаконичная программа, а также длинная серия бисов, для которой специально было оставлено время в запланированно коротком втором отделении. В первом отделении Перлман в налаженном дуэте с пианистом Роханом де Сильва сыграл витиевато-изящную Сонату для скрипки и фортепиано ре-мажор французского композитора XVIII века Жан-Мари Леклера, прозвучавшую словно изысканно прекрасная безделица. Затем Бетховен -- Седьмая соната, прозванная «Героической», -- оказался точно так же, как Леклер, незамутнен, лишен эмоционального и интеллектуального нажима и ювелирно прекрасен. Именно такой Бетховен потом вызвал больше всего споров, все же традиция редко позволяет этой музыке быть столь безупречно свободной от сложных мыслей и чувств. Мягкий, точный, словно любующийся самим собой скрипичный звук и быстрые темпы -- это то, что Перлман дарит слушателю взамен. И в Леклере, и в Бетховене и в Итальянской сюите Стравинского, и в сыгранных на бис виртуозных миниатюрах Глюка, Рахманинова, Крейслера, Чайковского, вообще, кажется, в музыке любых эпох и стилей именно звук и его изящная жизнь в разных формах и фразах оказываются для Перлмана самым упоительным музыкальным явлением. Что и передается слушателю с искренней нежностью и редкой для академической сцены радостью.