Этот фильм врезается в сознание с необыкновенной легкостью. Стоит только начать вспоминать -- и уже не остановиться. Хотя вроде ничего особенного, просто в нашем современном кино, с его обычной небрежностью, халтурой в деталях, размашистыми, аляповатыми красками, непривычно видеть настолько тщательно выверенную и продуманную в каждом ракурсе картину. Борис Хлебников и его постоянный соавтор Александр Родионов задумчиво перебирают подробности современной жизни и складывают пазл, смысл которого каждый может прочесть по-своему.

Вот моя версия. В скромной белорусской деревне тихая женщина ведет чистенького борова к соседу -- это взятка, чтобы сосед пристроил недалекого ее братца на работу в Москву. Братца, заторможенного, бессловесного, похожего на того самого борова с рыжими ресничками, в Москву привезли и даже отправили на работу, но бестолковый увалень все перепутал, заблудился и попал в некий заколдованный микрорайон, где есть жилые дома, улицы, милицейский участок, кулинарии и пруд с уточками, но все это не вполне реально. Впрочем, белорусский недотепа не только этот район, но и весь мир, похоже, воспринимает как сквозь сон. Поэтому, когда нехорошие люди с легкостью отбирают у него деньги, мобильник и ботинки, он покорно пристраивается ночевать на скамейке, там же, где и застала его беда... У него звериная приспособляемость, и вот уже на ногах у него пакеты из урны, а в кармане -- четвертинка, а в углу подземного перехода -- норка. Тут то его и настигает сумасшедшая помощь -- инженер-пенсионер, герой-подвижник, псих и философ.

Психа, он же Дон Кихот, он же Крокодил Гена, играет Сергей Дрейден, а бедолагу гастарбайтера, ставшего его Санчо Пансой или, если угодно, Чебурашкой, нашедшим друга, -- Евгений Сытый. Дрейден все время бурлит, а Сытый как будто спит. Но оба актера великолепно вписаны в странный узор событий, который разворачивается после того, как герой Дрейдена обрел свою армию, своего оруженосца, свой народ. Потому что кем он был до того? Свихнувшимся стариком, которому надо пить таблетки в период обострения. А кто он теперь? Вождь, предводитель, за ним -- масса. Инженер подбирает бомжеватого скитальца. Приводит его домой и разворачивает перед ним увлекательный план по предотвращению преступлений, задуманных неизвестными врагами. Для спасения человечества нужно прочесть некие письмена в домике для уток, плавающем посреди пруда. А также необходимо помочь женщине, обрезав ей волосы, потому что в них яд. И сунуть шланг от баллона с сжиженным газом в подвал -- пусть подышит замурованный в нем бедолага.... То, что именно приходит в больную голову инженера, каким образом он видит мир, удивительно точно соответствует параноидальным представлениям большинства населения нашей страны. Здесь сценарий оборачивается почти что сатирой -- жанром, ныне крайне редким. Инженер -- генератор идей, а его гость -- его радостная поддержка. Радостная, потому что впервые в жизни этого сонного субъекта происходит нечто осмысленное, понятное и интересное. Ему и в голову не приходит сомневаться в необходимости лезть в утиный домик... Или носить скамейку по двору. Во всем этом есть для него высший смысл, понимать который вовсе не обязательно, но так сладостно принимать участие. Поэтому никакие призывы терпеливой дочери инженера (Анна Михалкова) оставить ее папу в покое, никакие обещания дать денег и отправить домой, на нашего Чебурашку не действуют. Он уже увлечен загадочной борьбой своего старшего друга, он призван и будет с ним до конца.

Дочь инженера тоже персонаж непростой. То есть она куда более понятна -- одинокая женщина, на руках больной отец, есть своя квартира, но тут прошло детство, счастливое, как у всех советских детей, выросших в малогабаритной двушке-трешке, где есть кухня, компот и детские книжки. Где Анна Михалкова набралась этого средне-советского духу, я уж не знаю, но в каждом ее движении, в дурацкой шапочке, в твердо поставленных ножках, в губах, упрямо поджатых, есть это прошлое -- пластмассовый термос, кухонный комбайн, радиоточка, на зарядку становись... Прошлое, которое воплощает любимый папа, ничего, что не вполне нормальный.

Современность в этом, вполне гармоничном до поры до времени мире представляет, разумеется, милиционер... Образ милиционера в российской культуре требует особого разбора. Герой Игоря Черневича добавляет в череду этих персонажей особый штрих. Это очень зловещая фигура, и демонизм ему придает не агрессия и жестокость (это уже будничные черты), а сомнение в самом факте собственного существования. Мент не уверен в том, что он реален, он ищет доказательств и не находит. Никто с ним не вступает в контакт, никто его не замечает, никто в нем не нуждается... Он есть, и его нет. Единственный его контакт с действительностью тут же оборачивается катастрофой -- убийством. Он разрушитель, но и жертва.

В сущности, фильм -- развернутая метафора современных кошмаров, связанных с главной проблемой, со сдвинутым восприятием мира, который не то, чем кажется. Свихнувшийся старик с гуманной миссией -- нынешнее воплощение благородного идальго, сражающийся с мировым злом посредством специально замаскированного пальто... Герой из народа, конфузливо подбирающий чужой хлебушек с салатиком и читающий чужие детские книжки. Женщина, с таблетками и готовой курицей из кулинарии, готовая терпеть и принимать все как данность. И безумный мент, мечтающий о собственном воплощении.... Все это на фоне совершенно безликого и пустого пространства, где есть вроде бы город и вроде бы люди, а на самом деле это мираж, морок, фикция.

Смутил меня финал фильма -- причудливо выстроившийся вдруг хеппи-энд, в котором герои, рванувшие друг другу навстречу «через годы, через расстояния», конечно, радуют сердца сентиментальных зрителей сбывшейся сказкой, но все же и слегка разочаровывают. Во-первых, по логике этой сказке благополучный финал не полагался. А кроме того, даже у фантастической реальности есть свои законы, и предположить, что участие в утопических проектах инженера и есть то самое, через что у его молчаливых адептов вдруг проснется душа и заговорит сердце, -- это как-то не из той, извините, оперы. Хотя, конечно, в детских книжках нашего детства мы еще и не такое встречали.