Пожалуй, из пяти спектаклей БДТ, приехавших на юбилейные гастроли в Москву, наименьшее любопытство театралов вызывала толстовская «Власть тьмы» -- тяжелая пьеса с говором и крестьянским бытом; к тому же ее премьеру сыграли три года назад и до сих пор в столицу особенно восторженных слухов о спектакле не долетало, да и на фестивали эту постановку Темура Чхеидзе не возили. Однако после первого показа на сцене Малого театра профессионалы стали советовать этот спектакль все же посмотреть.

Отсутствие существенного интереса к постановке было заметно уже у дверей Малого -- кучка незадачливых спекулянтов топталась у входа, размахивая билетами, но желающих их приобрести даже за номинал не было. В зале, впрочем, народу хватало -- на люстрах не висели, но и особенных проплешин в рядах тоже не было заметно. Только бросалось в глаза, что молодежи мало, публика пришла весьма пожилая, из числа давних поклонников БДТ, а свободные места, которые, похоже, поначалу были, заняли шустрые «театральные бабушки», трогательные и экзальтированные посетительницы тех гастролей и премьер, где добрые администраторы готовы давать контрамарки. Играть перед таким залом, особенно спектакль традиционный, основательный, какими известен БДТ в последние годы, -- одно удовольствие, это очень благодарный зал. Удивительно только, что немолодая публика не была знакома с сюжетом знаменитейшей толстовской пьесы, взволнованно, как перед телевизором, комментировала события и ахала, ужасаясь страшным деревенским нравам давних времен.

Спектакль этот действительно стоило посмотреть -- потрясением он не оказался, но обнаружил, что весьма изменившаяся товстоноговская труппа в неплохой форме, в ней много интересных актеров, готовых работать глубоко и всерьез. Этот спектакль Чхеидзе, как и многие другие его постановки, выглядел весьма тяжеловесно и архаично, но музеем он не был -- в нем было напряжение, а интрига раскручивалась медленно, но верно, как большое мельничное колесо. В красавице Анисье (Татьяна Аптикеева) виделась и капризность, и гонор, и страсть, пока она приманивала работника Никиту (Дмитрий Быковский), а потом, как отравила она старого больного мужа и стала мучиться изменами нового, молодого, вдруг сразу погасла, постарела. В быковатом Никите обаяния не было, но энергия и жлобский гонор из него так и рвались. Хорош был словоохотливый и обстоятельный старый работник Митрич в исполнении всегда непосредственного, витального и обаятельного Сергея Лосева, но главным героем, конечно, был Аким -- Валерий Ивченко.

Пожалуй, это была самая неожиданная и живая роль, в которой я видела знаменитого актера. Худой высокий Аким с клочковатой бородой и круглыми веселыми старческими глазками был каким-то радостным и простодушным. Он хихикал с девчонками, даря им гостинцы, всплескивал руками и ужасно радовался своей идее женить сына Никиту на сироте Марине, которую тот обидел. Он все вокруг воспринимал как-то очень непосредственно, по-детски, не громыхал обличениями, а очень был сокрушен падением сына и в первую очередь бросался к нему -- жалеть. И тут на пути у него и вставала назидательная режиссура Темура Чхеидзе.

Прямолинейные постановочные эффекты этого спектакля, взятые из арсенала по меньшей мере 70-х годов, показывают, что Чхеидзе не верит своей публике, хочет ее поучать, раз за разом с помощью музыки Гии Канчели, фонограммы молитв и песнопений, светового луча, в патетические моменты направленного в икону, и т.д. вдалбливая мораль, подчеркивая святость одних и порок других. Ну а кроме того, что он не верит в разумность своих зрителей, способных и без указующего перста разобраться во вполне очевидном моральном раскладе пьесы Толстого, он, к сожалению, мало доверяет актерам, завершая отлично сыгранные эпизоды такими пафосно-жирными режиссерскими точками, что эффект тонко и живо сыгранной сцены сходит на нет. Как реагировать зрителю, который уже полюбил косноязычного Акима, умиленно наблюдал за ним, а потом был взволнован его суетливой тревогой о разбогатевшем сыне, -- когда за стариком, убежавшим, чтобы не видеть греха, снова раскрывается дверь и, стоя в контровом свете с картинно воздетыми руками под торжественную музыку, Аким снова повторяет, что «душа надобна»? А бог весть.

Впрочем, все это не значило, что смотреть не надо. Надо. В конце концов, иначе мы бы не увидели Акима--Ивченко, который стоил мессы.