Четыре года назад нынешний директор Яснополянского музея Владимир Толстой, один из 20 потомков Льва Толстого, живущих сегодня в России, с подачи молодого продюсера Анны Радинской запустил в бывшее имение классика молодых драматургов. Очень скоро Яснополянская лаборатория, под руководством режиссера и драматурга Михаила Угарова идеально вписавшаяся в здешний микроклимат, стала приносить плоды. Здесь завязались союзы молодых драматургов с режиссерами, были придуманы новые пьесы. Немаловажную роль сыграла Фекла Толстая, троюродная сестра нынешнего директора, -- она принимает гостей в Ясной Поляне и соседнем Никольском-Вяземском, делает читки пьес и модерирует дискуссии. Образовалась своего рода коммуна с постоянной "базой" в родовом имении Толстых -- прообразом Отрадного из "Войны и мира" -- и обязательной ротацией участников.

На этот раз после трудного поиска денег (часть бюджета, выделенного Минкультом на закрывшийся весной фестиваль "Новая драма", осталась у бывших партнеров, и 100 тыс. руб. на проект дали Яснополянский музей и меценат, поддерживающий Театр.doc) в Никольское-Вяземское отправились семеро драматургов и 11 режиссеров.

Нынешнюю лабораторию Угаров построил как партнерскую: на первой же встрече в Никольском в белом обветшалом павильоне, куда набилось человек 20 лаборантов, он попросил не стараться написать готовый текст -- важнее придумать замысел и разработать его в сотрудничестве с режиссером. Из драматургов кроме киевлянина Максима Курочкина и минчанина Павла Пряжко, которые уже бывали здесь прежде, приехала из Екатеринбурга Ярослава Пулинович, ученица Николая Коляды, Вадим Дорохов из Ярославля, Любовь Мульменко из Перми и двое московских -- Евгений Казачков и Саша Денисова. Многие уже знакомы -- по "Живому журналу", недавнему семинару по документальному театру в Вятке и по общим телевизионным проектам (большинство молодых драматургов подрабатывают сочинением сериалов). Среди «режиссеров» ученица Марины Разбежкиной и театральная актриса Лера Суркова, Марат Гацалов, Михаил Морсков, Шамиль Дыйканбаев, Вячеслав Златопольский и Алексей Жиряков, питерцы Роман Ильин и Мария Романова, сценарист Александр Родионов, Фекла Толстая и участник недавнего "Кинотеатра.doc" Роман Каримов.

В яблоневом саду Никольского-Вяземского стоит железнодорожный вагон -- подарок РЖД, который приволокли сюда зимой на санях. В вагоне живет часть группы -- без электричества и воды. Кто не выдерживает, идет к товарищам, поселившимся в гостевых домах музея. В конце концов только Курочкин вместе с режиссерами Дыйканбаевым (магистрантом Валерия Фокина) и Каримовым остаются в вагоне: нужно пройти это до конца, заявляет Курочкин, и ходит по утрам купаться на ледяную речку Чернь, а потом сочиняет с Феклой Толстой пьесу "Про бедных в космосе". Космический антураж Курочкин выбирает сознательно, наперекор просьбам Угарова следовать более или менее реалистическим канонам: "Космос -- это мой способ не врать. Там всегда настоящее, которое не устареет и завтра".

Каждое утро Угаров собирает всех на обсуждения -- творческие отчеты о том, что произошло накануне. 23-летняя Любовь Мульменко придумала "Алкогольные новеллы": сочинила анкету, где фигурируют вопросы типа "Происходит ли у вас выход в трансцендентное состояние?" и варианты ответов: да, нет, не помню. В Никольском анкета была опробована на участниках лаборатории, а в будущем Мульменко проинтервьюирует еще кого-то и сделает на этой основе документальную пьесу.

В сторону документа двинулась и Лера Суркова, предложив историю про молодую доярку с пирсингом, которая неизвестно почему остается в деревне. К Сурковой присоединяется Ярослава Пулинович, придумав девочке целую историю -- про чувство инакости и стремление прибиться к "своим", хотя ты им совсем не нужен. Персонаж доярки не удивляет одного Пряжко, который очень убедительно рассказывает о "цивилизационном сдвиге", когда пирсинг у доярки -- это так же нормально, как и возня комбайнеров с мобильными телефонами в его недавней пьесе "Поле".

Пряжко заканчивает в Никольском свою новую пьесу "Легкое дыхание" -- его он обнаружил у двух лесбиянок. Поздно вечером пьесу читают: режиссер Жиряков за одну из девушек, актер Игорь Стам -- за другую, Угаров -- за начальницу Галю. В тупик ставит не ориентация героинь, а сама ситуация распада -- человека, его коммуникаций, всего городского мира. После ночного обсуждения Пряжко признается, что сложил свою пьесу из монтажного мусора, который обычно никуда не идет, а он взял и использовал. Возбудил участников и его антимилитаристский замысел с условным названием "Война чипсов и жвачек". Боевой дух, считает Пряжко, у нас давно утерян, тренинга нет -- не считать же им полтора года бессмысленной службы в армии, а война все время идет. Кто там воюет? Как они это делают? Зачем мы отмечаем 9 Мая? Драматург видит только одну возможность показать нынешнюю боеготовность страны -- в форме мюзикла в стихах, где действуют чипсы и жвачки.

Каждое утро в беседке или павильоне собираются более или менее выспавшиеся люди с тем, чтобы послушать и поговорить о главном. Евгений Казачков, Фекла Толстая, Саша Денисова и Вячеслав Златопольский обсуждают поколение 30-летних, которым ничего не надо; отсутствие оппозиции власти как состояние умов; нездоровый профессиональный азарт в нашей стране ("Мы ж не протестанты!" -- восклицает Казачков); и наконец, мягкий способ отъема воли и свободы, которым успешно пользуется сегодняшняя государственная власть. Все это будоражит умы драматургов, но плохо воплощается в конкретные сюжеты. Курочкин вспоминает про "Убить дракона" Марка Захарова и жалеет, что сегодня мы боимся говорить со сцены столь же ясно. 25-летний Каримов призывает писать "тоталитарно оскорбительные пьесы" -- благо, подхватывает его идею Толстая, у нас далеко не все еще оскорблены в театре. Угаров рассказывает о прямых высказываниях в пьесах Толстого, не стеснявшегося в "И свет во тьме светит" призывать к отказу служить в царской, да и любой другой армии.

В Никольском-Вяземском стоит старый дуб, мимо которого проезжал Андрей Болконский, отреставрирована половина церкви, построенной отцом Льва Толстого, и приведены в порядок деревянные флигеля. Господский дом в 1918 году сожгли местные крестьяне, испугавшись, что советская власть устроит в нем коммуну. Спустя 80 лет варварски разбит и местный клуб, заваленный ненужными теперь экземплярами "Разгрома" Фадеева и томами Ленина. Александр Родионов с Лерой Сурковой и Евгением Казачковым ходят каждый день к дубу и наблюдают за насекомыми -- из этого потом выйдет пьеса "Чернозем". Ярослава Пулинович, вдохновившись местом, где так вольготно жили толстовские дети, пишет пьесу "Дом" -- про то, как разрушается семья, живущая сегодня тесно и при этом обособленно, и как в ожидании счастья стареют сначала наши родители, а потом и мы сами. Пряжко хочет написать "Шанти-шанти" -- про ошибку Петра Кузнецова, который увел свою семью под землю в ожидании конца света. Пулинович сочинила сцены для "Нового Христа" -- про то, как все продается. Курочкин наблюдает за миром "из своего дота", Родионов для проекта "До востребования" берет интервью (Пулинович, режиссер Жиряков и Толстая записались в "доноры"), чтобы повторить их через год и снять "стоп-кадр" человеческой жизни. Все самое интересное происходит рядом, нужно уметь видеть. "Я гоню своих актеров на улицу. Не люблю сидеть в театре, где курят и разговаривают о пустом. А там жизнь, и она послужит нам хорошей мотивацией для искусства", -- считает известный латышский режиссер Алвис Херманис. В Яснополянской лаборатории тоже поймали кусочек жизни. Теперь очередь за театром.