Сегодняшний саммит Россия -- Европейский Союз станет последним после визита президента США и саммита НАТО в Риме этапом большого свидания России с Западом. Особенно прорывных решений от встречи никто не ожидает, но может случиться, что именно она станет наиболее сложной для российского руководства.

На всем протяжении 90-х годов Европейский Союз был для Москвы более предпочтительным партнером, нежели США, а предстоящее расширение ЕС на восток, в отличие от аналогичных действий НАТО, всегда воспринималось как благоприятный для России процесс. Соответственно и переговоры с Брюсселем проходили в почти пасторальной атмосфере взаимных реверансов. Но после того как основные военно-политические проблемы между Россией и Западом были урегулированы, а расширение ЕС на восток вступило в финальную стадию, тон и содержание двусторонних переговоров существенно изменились.

Представители ЕС последовательно ставят перед Москвой неудобные вопросы и демонстрируют поразительную неуступчивость по принципиальным для нее сюжетам вроде Калининградского. Другими словами, складывается впечатление, что на фоне почти полного согласия с США и НАТО (опять США) Россия приобретает в лице ЕС все более жесткого и не склонного к компромиссам партнера. Такая ситуация не может не настораживать Кремль и Смоленскую площадь, особенно после их многочисленных заявлений о «европейской идентичности» России.

В отличие от Вашингтона, для взаимопонимания с которым Москве достаточно просто отказаться от агрессивных по отношению к США действий и деклараций, Брюссель ставит России условия, выполнение которых требует изменения ее экономического и в ряде случаев политического устройства. Если в эпизоде со стратегическими наступательными вооружениями именно Россия настаивала на заключении формального договора, а Соединенным Штатам было достаточно «посмотреть в глаза» и ударить по рукам, то в отношениях Россия--ЕС последний явно переигрывает Москву по части юридического буквоедства и настоятельно требует соблюдения однажды подписанных соглашений.

Сейчас Россию и Евросоюз формально связывает Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС) от 1993 года (вступило в силу в 1997-м). В отличие от Основополагающего акта Россия--НАТО, все содержание которого уместилось на нескольких листах, СПС представляет собой фундаментальный 180-страничный документ, затрагивающий десятки практических вопросов в диапазоне от политического сотрудничества до сближения банковского и иного законодательства. При этом соглашение отразило в первую очередь устремления ЕС и его правовые нормы, а со стороны России предполагается в основном сближение ее законодательства с общеевропейским. Неизвестно, о чем думали российские представители десять лет назад, но сорваться с этого крючка Москве будет уже очень трудно.

С момента вступления СПС в действие вся российская политика Евросоюза была направлена на то, чтобы заставить Москву его выполнять. До прихода к власти президента Путина и установления в России подобия внутренней стабильности у ЕС не было рычагов воздействия на Кремль. После того как в России был взят курс на сближение с Западом, а встречи нового российского руководителя с лидерами стран союза, как и саммиты Россия--ЕС, стали регулярными, такие рычаги у Брюсселя появились. За последние два года двусторонняя повестка дня обогатилась пышными понятиями «энергетический диалог» и «общеевропейское экономическое пространство», но если посмотреть на содержательную часть проектов, то станет понятно, что главная цель ЕС -- заставить Россию выполнять соглашение 1993 года -- в сущности не изменилась. На ее достижение и направлены практически все текущие контакты Брюсселя с Москвой.

Другая проблема состоит в том, что к отношениям Россия--ЕС сам термин «переговоры», как подразумевающий достижение компромисса путем сближения позиций сторон, практически неприменим. В отличие от представителей отдельного государства, будь то Россия, США или Верхняя Вольта, представители Единой Европы выходят на переговоры с заранее согласованной внутри ЕС позицией, которая основана на уже действующем в ЕС законодательстве.

Изменить такую позицию во время переговоров практически невозможно, и разговор в результате сводится к обсуждению того, в какие сроки партнер Европейского Союза собирается выполнять его требования. В наиболее благоприятном случае речь идет о том, как ЕС может в этом помочь материально.

Наиболее яркий пример такого подхода -- это ситуация с Калининградской областью и вступлением Польши и Литвы в Евросоюз. Решение проблемы доступа россиян в Калининград по особым безвизовым коридорам на территории зоны действия Шенгенского соглашения было бы возможно, имей Россия дело с отдельным государством. Но Шенген для Брюсселя -- это часть уникального внутреннего устройства Европейского Союза, бережно и любовно выстраиваемого европейцами в течение долгих лет. Любое исключение из правил в пользу третьей стороны может негативно сказаться на тонко настроенном механизме общего рынка. Поэтому даже временное ухудшение отношений с Россией, для которой ЕС все равно остается главным внешнеторговым партнером, представляется Брюсселю злом гораздо меньшим, нежели нарушение своего внутреннего равновесия.

Из всего вышесказанного следует вывод о том, что Москва должна в первую очередь избавиться от иллюзий и ясно представить, с кем она имеет дело в Старом Свете. Другими словами, в российском общественном мнении и у политической элиты должно возникнуть понимание того, что Европейский Союз, несмотря на свою меньшую (внешне) напористость, чем США, есть и будет для России гораздо более жестким и притязательным партнером.

Какая стратегия может быть приемлема для России в таких условиях? В самых общих чертах есть два варианта выхода из сложившейся ситуации. Вариант первый: Россия действительно выделяет отношения с ЕС как приоритетные и начинает кропотливо самосовершенствоваться в направлении соответствия европейским требованиям. Вариант два: Москва настаивает на пересмотре соглашения от 1993 года и последовательно развивает многовекторную политику, в том числе в области экспорта своих энергоресурсов. Обе опции пока еще открыты. Выбор за нами.