Разразившийся в мире экономический кризис заставляет все чаще вспоминать события 1998 года. Тот кризис трудно оценивать беспристрастно -- у подавляющего числа россиян он вызывает бурные эмоции. Но со временем приходит понимание: глупо искать «правых» и «виноватых», и если у опубликованных 17 августа решений есть конкретные авторы, то назвать авторов экономической катастрофы, постигшей тогда Россию, невозможно. А потому интересно взглянуть на то, как двигалась к августу тогдашняя политическая система и как она потом справлялась с последствиями дефолта. Михаил Касьянов, отвечавший в 1998 году за вопросы внешнего долга на посту замминистра финансов, критически оценивает решения 17 августа, считая их "непродуманными" «административно-политическими». Но, по иронии судьбы, именно ему пришлось выполнить труднейшую работу -- организовать реструктуризацию российских долговых обязательств. Об этом Михаил Касьянов вспоминает в книге, написанной вместе с Евгением Киселевым. Книга-«диалог» политика и журналиста выйдет осенью в издательстве «Новая газета». Сегодня, в очередную годовщину дефолта, газета «Время новостей» предлагает читателям отрывок, посвященный кризису 1998 года.

Е. Киселев: -- Что же произошло в 1998 году? Это был искусственно созданный кризис или следствие нелепых ошибок? На сей счет существуют диаметрально противоположные версии.

М. Касьянов: -- 1997 год был первым хорошим годом для экономики России -- ВВП впервые, пусть меньше, чем на процент, но вырос. Инфляция была всего 11%. Начал формироваться средний класс. В обиход вошли мобильные телефоны, пейджеры -- признаки растущего благополучия. Стала бурно развиваться сфера услуг: появились первые магазины, рестораны европейского уровня. В сентябре 1997 года мы с Анатолием Чубайсом, который был тогда первым вице-премьером и министром финансов, поехали на ежегодную встречу МВФ в Гонконге. Там услышали разговоры, что в Азии, судя по всему, в ближайшее время грядет масштабный финансовый кризис. Наше государство тем временем не могло свести концы с концами -- ни кардинально сократить расходы, ни, самое главное, -- собирать налоги. Крайне необходимая реформа в фискальной сфере никак не могла состояться из-за постоянно возникавших политических помех, которые инициировали олигархические структуры. А проблема хронической бюджетной несбалансированности решалась за счет займов на внутреннем рынке и за рубежом.

-- В том числе путем выпуска пресловутых ГКО?

-- Да, государство особенно увлеклось заимствованиями на внутреннем рынке. Пока обстановка на рынке была нормальной, выпущенные ранее обязательства удавалось погашать за счет эмиссии новых без особого труда. Тем временем по Азии покатилась волна финансового кризиса, начались уже проблемы в Малайзии, в Таиланде, в Индонезии, а затем и в Корее.

Скоро ситуация стала накаляться и у нас. Цена на нефть упала до 15--16 долл. за баррель. Вслед за Азией упали наши рынки, фондовые и финансовые, доходности по ГКО выросли до 40%. Иностранные инвесторы побежали из России. Они не понимали, какая будет политика в отношении курса рубля, и считали, что программа фискальных мер правительства полностью провалилась.

Появились первые проблемы с выпуском новых и погашением старых ГКО.

Помню бесконечные совещания у Чубайса. Он спрашивает: кто может найти деньги? Кто-то тут же предлагает всякие хитроумные схемы: что-то заложить, перепродать, запустить новые схемы залоговых аукционов, в том числе для приватизации «Роснефти». Все начинают это обсуждать. С душком, конечно, иногда эти схемы были. Я однажды не вытерпел, говорю: «Слушайте, так остро нужны деньги, вы мне скажите -- сколько, и я постараюсь все организовать нормальным рыночным способом. Через неделю будет миллиард или два, только не надо ничего закладывать или продавать по заниженной цене»...

Поведение России на мировом рынке капитала с 1996 года не давало никому оснований усомниться в кредитоспособности нашего государства и в профессионализме команды, занимавшейся вопросами управления внешним долгом России и бывшего СССР.

В общем, денег нет, а Дума отказывается принимать налоговые законы и бюджет на 1998 год. А без этого Международный валютный фонд не выдает очередной кредитный транш в размере 640 млн долл. Замкнутый круг, ситуация зависла. В коридорах власти царит полный пессимизм.

Началась дискуссия, какую выбрать политику в отношении обменного курса. Центральный банк в ноябре объявляет о жестком валютном коридоре: 6 руб. за доллар, плюс-минус 15%. Причем коридор установили на весь 1998 и даже на 1999 год. Конечно, глава Центрального банка Сергей Дубинин сделал это для того, чтобы успокоить рынок, в том числе -- стабилизировать ситуацию с внутренними заимствованиями. Но потом оказалось, что он стал заложником этого решения. А тогда и Сергей Дубинин, и Евгений Ясин (в то время он был министром «без портфеля» по экономическим вопросам) настаивали на поддержании существующего курса любыми способами.

-- Вы так рассказываете, как будто в стране уже наступил кризис. А ведь это еще только конец 1997 года, а не август 1998 года.

-- Да, но фактически это уже было начало кризиса. Ситуацию тогда спас президент Борис Ельцин. Точнее, временно заморозил. Президент назначил Михаила Задорнова, одного из главных критиков в Думе налогового пакета правительства и нового бюджета, министром финансов. Тем самым он умиротворил «яблочников», поскольку Задорнов был не только главой бюджетного комитета, но и заместителем председателя фракции «Яблока». Затем, в начале декабря, чтобы спасти команду «младореформаторов» и сохранить ее курс, президент идет в Думу. Это было первое появление Бориса Ельцина в парламенте после событий 1993 года. Он твердо выступил в поддержку политики правительства и убедил парламент. Впечатленные депутаты проголосовали за бюджет 1998 года.

Я сразу же еду в Европу, формирую там консорциум банков, и уже в середине декабря мы получаем кредит на 250 млн долл. А еще через три недели, в начале января 1998 года, собирается совет директоров МВФ и одобряет выделение России кредитного транша в 640 млн долл. В общем, страна продолжила жить.

В феврале министр финансов Михаил Задорнов на встрече с прессой заявляет, что кризис преодолен и что рублю не грозит девальвация. Но на самом деле ситуация в начале 1998 года была на редкость напряженной.

-- А тут еще политическая обстановка накаляется: правительство Черномырдина неожиданно отправляют в отставку. Ельцин вносит в Думу на пост премьера неожиданную кандидатуру Сергея Кириенко. Дума дважды ее категорически заворачивает, страна стоит на грани полномасштабного внутриполитического кризиса. В конце концов правительство Кириенко утвердили. Бороться с кризисом стало легче?

-- Ничуть. Цена на нефть уже упала до 12 долл., а рубль стоит на месте. В то время у меня появлялось все больше сомнений в адекватности проводившейся валютной и финансовой политики. В мае, комментируя доклад о макроэкономической ситуации на коллегии Минфина, я сказал: «Слушайте, выходит так, что нам нужно срочно девальвировать рубль». Все на меня накинулись: «Ты что?! Что ты предлагаешь в такой неустойчивой ситуации?!» Мы тогда впервые с Олегом Вьюгиным, другим заместителем министра финансов, стали предлагать и настаивать на том, что необходимо срочно разработать антикризисную программу. Это позволило бы, в частности, получить большой пакет финансовой помощи МВФ и выиграть время для проведения серьезных реформ в бюджетной сфере.

На самом деле курс нашей национальной валюты в тех условиях оказался переоценен. Потом стало ясно, что еще в начале года надо было пересматривать политику и начинать его снижать. Но тогда мало кто интересовался сложными макроэкономическими проблемами. Подавляющее большинство в правительстве мыслило только в категориях «деньги есть -- денег нет».

Но вскоре Минфин впервые не смог разместить ГКО на рынке. Апрельские данные показали серьезный недобор налогов. Провалился и аукцион по продаже «Роснефти». С него надеялись получить в казну не менее 2 млрд долл. Внутренний рынок посыпался. Практически больше не осталось охотников покупать ГКО. Их доходности перемахнули за 50%. Валютные резервы ЦБ упали до 15 млрд долл. В кризисной ситуации чрезвычайно важно, чтобы финансовые и денежные власти, то есть Минфин и ЦБ, обменивались информацией, координировали действия, то есть работали четко и согласованно. А у нас между руководством Центробанка и новым министром финансов Задорновым -- полный раздрай, абсолютное неприятие друг друга. Задорнов не дает Дубинину бюджетные данные, каков сбор налогов, какой дефицит, каков текущий уровень расходов и т.д. Дубинин не дает Задорнову информацию, что происходит с платежным балансом, с национальной валютой. А премьер-министр Кириенко, который по закону о правительстве должен был обеспечивать их координацию и единство кредитно-денежной политики, практически самоустранился от решения этой проблемы.

И вот мы сидим в кабинете Кириенко: Дубинин, Задорнов и я. Председатель Центробанка и министр ни в чем друг другу не уступают, готовы накинуться друг на друга с кулаками, еле сдерживаются. А премьер ничего с ними сделать не может. Час, два так посидим -- и разойдемся. На следующий день -- то же самое. И через день тоже.

О том, чтобы в такой обстановке разработать системную программу по преодолению кризиса, речи, естественно, не шло. Более того, некому координировать работу министерств и ведомств на этом направлении, некому возглавить переговоры с МВФ. Христенко раньше этим никогда не занимался и опыта приобрести не успел. Кириенко тоже.

Дубинин в очередной раз заверяет рынки, что политика курса рубля остается прежней. Значит, разумно вновь занимать деньги за рубежом. После трехдневных напряженных переговоров нам удалось в начале июня разместить на внешнем рынке облигационный заем на сумму 1,25 млрд долл. Закрываем долги текущие, финансируем дефицит бюджета: выплачиваем все пенсии, зарплаты, содержание военным и так далее. Но это только за май и половину июня. А работа по антикризисной программе по-прежнему не началась. К тому же из-за того, что текущие меры по борьбе с налоговыми должниками не исполняются, МВФ отложил выделение очередного кредитного транша. Понятно, что через неделю денег в стране опять не будет.

-- Думаю, что в таких условиях у простого замминистра должны были опуститься руки...

-- Да, ситуация приближалась к катастрофической. Тем не менее я вовсе не считал, что все потеряно. Я был уверен, что президент сможет развязать этот узел.

-- Но откуда он мог взять деньги?

-- Он мог не достать деньги, а помочь организовать работу. В то время я, конечно, не имел прямого выхода на Бориса Николаевича. Поэтому попросил главу президентской администрации Валентина Юмашева уговорить президента вернуть Чубайса в правительство. А Бориса Немцова -- переговорить с самим Чубайсом. Сработало быстро: через два дня Анатолий Чубайс был назначен специальным представителем президента по связям с международными финансовыми организациями в ранге вице-премьера. Началась активная работа по текущим антикризисным мерам и переговоры по привлечению «большого пакета» помощи МВФ.

Но скоро деньги опять кончились. Между тем когда появится отложенный транш МВФ, неясно. Когда будет согласован «большой пакет» и каким он будет, тоже неясно.

Мне вновь поручают искать деньги за рубежом. Ситуация на рынке ухудшается для России с каждым днем. Нам все же удается собрать большой объем средств на рынке, и мы выпускаем 30-летний облигационный заем на сумму 2,5 млрд долл. Стоимость займа, конечно, уже не 9--10%, а выше -- 12% годовых. Но все же это не 20--25%, как предлагали в то время правительству в обход Минфина некоторые иностранные банки по «кривым схемам». И не 70--80%, какой была доходность ГКО в конце июня. Кстати, на следующий день после размещения нами еврооблигаций МВФ выделил России отложенный транш в 640 млн долларов.

Теперь мы уже выходим на финишную прямую. Сергей Алексашенко, Олег Вьюгин и я были сторонниками жестких мер: реалистичный бюджет, сокращение заимствований, реальная борьба с налоговыми неплательщиками, жесткая денежная политика. Мы были в меньшинстве, но надеялись, что драматичность ситуации убедит других руководителей и депутатов Думы в нашей правоте и что в результате будут приняты законы в поддержку такой программы.

Но тут Михаил Задорнов вдруг публично заявляет, что он в ближайшее время не исключает девальвацию рубля. Все в шоке. Дубинин немедленно снова заверил общественность, что возможность девальвации даже не рассматривается. Но было уже поздно.

Все рынки закрылись для России полностью. Оставалась одна надежда -- «большой пакет» МВФ. И такой пакет мер, предусматривающий кредитную поддержку на сумму 22 млрд долл., был выработан совместно с МВФ и Мировым банком. Он включал в себя предоставление новых денег и частичную конвертацию краткосрочного внутреннего долга в долгосрочный внешний.

Оставалось самое малое -- убедить депутатов Думы принять законы, поддерживающие программные положения этого большого пакета. Михаил Задорнов с Александром Жуковым (в то время он был главой бюджетного комитета Думы) вовсю пытались это сделать. Казалось, что ситуация под контролем. Но депутаты отклонили ряд ключевых законопроектов, составлявших костяк этого программного пакета. Провал! Через два дня заседание совета директоров МВФ, а Россия выполнила только часть своих обязательств. Словом, денег нам не видать.

-- Для МВФ ситуация тоже была не простой. Не могли же они бросить Россию на произвол судьбы?

-- МВФ -- это все же не политическая организация, они руководствуются главным образом определенными экономическими критериями. Но вы правы: это был тот редкий случай, когда МВФ под давлением администрации Клинтона принял положительное решение. Сразу же после одобрения «большого пакета» я за сутки побывал в Лондоне и Нью-Йорке. Там я встречался с инвесторами и обсуждал с банкирами условия операции по обмену долга. Буквально через три дня мы провели уникальную сделку по обмену коротких ГКО на сумму, эквивалентную шести с лишним миллиардов долларов, на еврооблигации сроками погашения 7 и 20 лет. В результате был заметно смягчен график погашения обязательств по внутреннему долгу на ближайшие месяцы -- эти бумаги были заменены на валютные облигации длительных сроков обращения.

Этот обмен долга тогда спас от краха многие российские банки, включая Сбербанк (в нем хранилось 70% всех вкладов граждан). За счет экономии Минфин погасил очередные накопившиеся долги, пик которых приходился на август и сентябрь. Мы с Вьюгиным объявили о замораживании выпуска ГКО, отменив все аукционы на предстоящие четыре недели. В Россию пришел первый транш «большого пакета» МВФ -- 4,8 млрд долларов.

-- Вот слушаю вас и недоумеваю, а как вообще тогда случился дефолт?

-- В первые дни августа почувствовалось небольшое облегчение, и многие чиновники, воспользовавшись паузой, разъехались из Москвы. Чубайс и Дубинин тоже ушли в отпуск. И вдруг на рынке началась паника. Поползли слухи, что контролируемая коммунистами Дума отказывается рассматривать очередной пакет антикризисных мер. Доходность ГКО выросла до 200%. На межбанковском рынке денег нет вообще.

Министр Задорнов отправляет меня во внеплановый отпуск. Мол, следующий этап напряженной работы будет только в сентябре, так что «давайте, отдохните недельку». Поразмыслив, я согласился и уехал. Я до этого несколько лет не отдыхал.

-- Вы говорите так, будто вас заставили уйти в отпуск?

-- Точнее, настоятельно рекомендовали. Я уехал утром в четверг, 13 августа. В тот же день Джордж Сорос выступил с заявлением, что России необходима девальвация и что МВФ недооценивает всей серьезности проблемы. Рынок открылся и тут же «умер». На следующий день, в пятницу, президент Борис Ельцин поклялся, что девальвации не будет, и призвал Думу собраться на чрезвычайную сессию. После этого ситуация стала вроде бы несколько успокаиваться.

А нам в Минфине в тот день нужно было завершить какую-то совместную с Центробанком финансовую операцию. Перед отъездом я велел своим сотрудникам связаться с Сергеем Алексашенко, чтобы доделать сущие формальности.

На календаре пятница, я на отдыхе, и вдруг мне сотрудники сообщают: «Не можем дозвониться ни до Алексашенко, ни до кого в Центральном банке». Я начал сам звонить -- никто не берет трубку. Я говорю своим ребятам: «Идите к министру, к Задорнову».

А Задорнов по-прежнему не общается с Дубининым, разговаривает с ним только в кабинете у Кириенко. Просто бред какой-то!

Суббота -- тоже никакой связи нет. Я, замминистра, выпал, сотрудники мои никуда не могут пробиться. Чувствую -- что-то не то. И точно, в воскресенье мне звонят и говорят: «Все, вот такое решение принято: дефолт по долгу и девальвация рубля». Я кричу: «Как такое решение?! Вы что, совсем там с ума посходили?!»

Ведь дефолт -- отказ от платежей по внутреннему долгу, и девальвация национальной валюты -- это два взаимоисключающих решения. Либо государство печатает деньги, обрушивает курс своей валюты, но формально остается добросовестным плательщиком по внутреннему долгу, либо перестает исполнять взятые на себя долговые обязательства во имя других макроэкономических ценностей -- принципиального отказа от запуска печатного станка, удержания инфляции и устойчивости валюты. Но тут одновременно -- масштабная девальвация рубля и признание несостоятельности по рублевому же долгу. Шоковая вещь!

Очевидно, что решение было административно-политическим. Ведь в августе не вскрылось никакой новой неожиданной экономической информации. Все, чем руководствовались, принимая решения, вступившие в силу 17 августа, было известно и в июле, и даже в мае.

Не скрою, я чувствовал себя опустошенным и обманутым. Неужели я для того в течение нескольких месяцев работал день и ночь, чтобы страна приняла на себя новые валютные обязательства на 10 млрд долл.? А потом, вдруг развернув всю финансово-экономическую политику в противоположную сторону, провела масштабную девальвацию национальной валюты, де-факто в несколько раз увеличив внешнее долговое бремя! Это была серьезная экономическая и политическая ошибка, уроки из которой не извлечены до сих пор.

А тогда многие думали, что прекратить платить по долгу -- это очень просто. Ну не платим и все. Между тем такое решение тянет за собой целую цепочку негативных последствий в самых разных сферах жизни, каждое из которых требует особой реакции правительства. В частности, если объявлен дефолт по внутреннему долгу, то это моментально сказывается на долге внешнем. Однако 17 августа никто даже не представлял, что нужно делать на следующем этапе даже для элементарной реструктуризации имеющихся обязательств перед различными категориями кредиторов. Поразительная наивность, если не сказать, безответственность! Немудрено, что когда 17 августа были сделаны все заявления, никто не мог их толком прокомментировать -- ни в правительстве, ни в ЦБ. Весь финансовый мир был повергнут в шок.

-- В 2008 году дефолту исполнилось 10 лет. И тут -- новый кризис. Естественно, напрашивается сравнение...

-- Серьезные различия очевидны. В 1998 году кризисными явлениями были охвачены в основном развивающиеся страны. Однако и в Соединенных Штатах, и в Европе продолжался экономический рост. Это помогло нам и другим странам, попавшим в беду, довольно быстро выкарабкаться. Они продолжали покупать многие наши товары, не только нефть и газ, но и металлы, удобрения и т.п. Кризис 2008 года впервые за многие десятилетия затронул сразу весь мир, и потому он гораздо опаснее. Спрос на товары резко упал, цены, конечно, тоже. Рецессия грозит затянуться на долгие годы.

А общее... Удивляет столь же беспомощная и беспорядочная реакция властей на кризис. Также полностью отсутствует координация действий и представление о том, что нужно делать уже на следующем этапе. Из-за этого страна «на ровном месте» потеряла 200 млрд долл. валютных резервов (даже десятая часть этой суммы была бы для нас спасительной в 1998 году!). Это правительство может утвердить еще один список стратегических предприятий, потратив на это уйму драгоценного времени, но дальше все равно не сумеет ничего с этим перечнем сделать. Власти бросает то в жар, то в холод -- один и тот же руководитель в течение недели легко переходит от шапкозакидательских настроений к полному унынию. Не хочется в это верить, но все идет к тому, что имеющиеся огромные резервы будут быстро пущены по ветру и страна вновь встанет на грань экономического краха. По крайней мере решение финансировать повышение пенсий за счет внешних заимствований -- это явный признак того, что власти ведут страну в эту сторону.

-- Мрачная перспектива... В 1998 году из отпуска пришлось вернуться?

-- Да, меня тут же, еще в воскресенье 16 августа, вызвали обратно в Москву: все, хватит отдыхать, давай, пора новую реструктуризацию проводить. В общем, в том странном отпуске я пробыл выходные дни, а в понедельник уже был на рабочем месте.

И началась чехарда: Кириенко был отправлен в отставку, приглашенный назад Черномырдин старался найти общий язык с Думой. Виктор Степанович попросил Бориса Федорова возглавить антикризисный штаб. Под руководством Федорова мы с Олегом Вьюгиным с помощью экспертов из бизнеса выработали план срочных мер. Но попытки Бориса Ельцина продавить через Думу повторное назначение ЧВС не увенчались успехом. Коммунисты требовали компромисса. И Борис Николаевич, будучи настоящим политиком, пошел на сделку с оппозицией ради обеспечения общественного консенсуса, стабильности и вывода страны из тупика. Премьер-министром стал Евгений Примаков.

-- Как сложились ваши отношения с Примаковым? Доверял ли он вам? Или вы с Евгением Максимовичем непосредственно не контактировали?

-- Нет, встречался и весьма часто: и на совещаниях, и с личным докладом. Но разговор получался своеобразный, поскольку он вообще-то был далек от финансов, от долгов, от макроэкономики, не очень понимал, как все это работает.

-- А между прочим, он академик РАН по отделению экономики...

-- Однажды Примаков меня вызывает: «Вот вы являетесь главным по этим делам -- по внешнему и внутреннему долгу. И я вам даю такое поручение: все реструктуризировать. Сколько вам нужно времени для реструктуризации всех долгов?»

Я говорю: «Знаете, Евгений Максимович, в прошлый раз (в 1994--1996 годах) два года понадобилось, чтобы все это разложить, реструктуризировать, подписать соглашения». «Вы что, -- накаляется он, -- саботажем занимаетесь? Два месяца вам срока, и все! Идите. И не дай Бог, если не договоритесь». Я возражаю: «Так не бывает». «Я вам два месяца даю. И через три часа приходите ко мне с планом-графиком: когда, что и с кем вы будете делать. Иначе вы -- саботажник».

Ну что тут поделаешь? Возвращаюсь в Минфин, смеюсь, собираю всех своих начальников департаментов и рассказываю: «Вот такая история, вот такое понимание у нового руководства, как нужно работать. Давайте писать план». На два месяца написали какой-то план мероприятий, что мы будем делать -- то, другое...

Я приношу: «Вот, пожалуйста». Он говорит: «Ну вот, совсем другое дело! Завтра езжайте в Нью-Йорк или куда вам еще надо и переговаривайтесь». Просто взглянул и положил, не читая, в ящик стола, видимо, чтобы иметь мои письменные обещания в случае чего.

Позднее, когда стартовали переговоры, началось формирование бюджета, он понял, что все намного сложнее устроено, но в то время его позиция была простая: в стране все проблемы из-за того, что кругом саботажники. Да и сегодня многие начальники так думают. Это для них просто и ясно.

-- Не хватает дисциплины и порядка.

-- Точно. Я полетел в Нью-Йорк, начал все переговоры по новой. Собралось человек 50, представители разных банков и компаний, от каждой -- целая делегация, и не просто средние менеджеры, а крупные руководители. Для них это была первое общение с официальным российским представителем после дефолта, и они решили вылить на меня все накопившееся раздражение. На первых встречах стоял жуткий ор, люди кричали что-то типа: «Мы лучше будем жрать ядерные отходы, чем когда-либо покупать еще российские ценные бумаги!» Но потихонечку начались конструктивные переговоры.

Очень важна была также и первая после дефолта встреча с международными финансовыми чиновниками в октябре 1998 года, в Вашингтоне, на плановой сессии Мирового банка и Валютного фонда. Были сделаны начальные прикидки по будущей программе сотрудничества с фондом. Без нее нельзя было провести жизненно важную для нас новую реструктуризацию долга бывшего СССР перед Парижским и Лондонским клубами (официальными и частными кредиторами). Потом я на правительстве докладываю: вот такая ситуация, такое отношение к нам, необходимо предпринимать последовательные логические шаги и делать это каждый день. И тогда мне Примаков говорит: «Вот каждый день и ведите свои переговоры...»

Весь ноябрь, декабрь, январь я разрывался между Москвой и Лондоном--Парижем--Франкфуртом. В понедельник вылетал, в четверг возвращался, в пятницу -- переговоры с российскими банками и другими внутренними кредиторами, пострадавшими от дефолта по ГКО, в субботу -- доклад министру, премьеру. И в понедельник снова улетал.

Наконец, где-то в январе 1999 года согласовали тексты первых соглашений по реструктуризации. И потом их подписали.

По подсчетам аналитиков выходило, что кредиторы согласились получить за каждое долговое требование к России стоимостью в 1 долл. всего 4 цента.

Обсуждали все детально: каков вероятный сценарий экономического восстановления страны, какой график обслуживания долга будет для бюджета посильным. Пережимать тоже было нельзя -- тогда вместо упорядоченной реструктуризации мы получили бы полномасштабный бойкот со стороны инвесторов и миллион исков к государству во внутренних и международных судах.

-- Но вскоре грянула очередная отставка правительства. Весной 1999 года полномочия Примакова урезаются. Во главе администрации становится Волошин. Вскоре меня вместе с тогдашним гендиректором НТВ Олегом Добродеевым пригласили в Кремль на «смотрины». Волошин прямо с порога спросил: «Как вы думаете, Сергей Степашин может стать президентом? Ну, через назначение премьером предварительно?»

Тогда это показалось настолько неожиданным и экстравагантным решением, что его трудно было воспринять всерьез. Но прошло несколько недель, и Степашин действительно сменил Примакова на посту премьер-министра. А вы поднялись на еще одну ступень вверх -- стали министром финансов. Хотя сам Степашин, как известно, очень этому сопротивлялся.

-- Это правда. В те дни я был на очередных переговорах в Лондоне, а Сергей Вадимович звонит мне по телефону и говорит: «Откажитесь, пожалуйста. Будьте мужчиной, откажитесь». Вот это странное сочетание: «будьте мужчиной, откажитесь» -- очень меня удивило и задело. При личной встрече премьер опять: «Борис Николаевич хочет, чтобы вы были министром, а у меня другая кандидатура. Будьте мужчиной, откажитесь». Я говорю: «Нет, я не буду отказываться. Раз Борис Николаевич считает, что это необходимо, значит, так и будет».

-- Известно, что Степашин хотел оставить на посту министра финансов вашего предшественника Михаила Задорнова. Также не секрет, что вокруг практически всех ключевых назначений в правительстве Степашина шла острая борьба между несколькими политическими и финансово-промышленными кланами. На кону были и власть, и деньги, и человеческие судьбы, и нечто большее -- вопрос о том, каким путем будет развиваться Россия в ближайшие восемь лет. Большинство назначений были сделаны через голову Степашина, фактически ему не позволили самостоятельно принять ни одного важного кадрового решения. Отчасти это был экзамен для самого Степашина: проявит ли он себя сильным политиком, станет ли бороться, сумеет ли отстоять хотя бы часть своих позиций? Экзамена новый премьер не выдержал. В Кремле быстро разочаровались в идее сделать из него преемника Ельцина и продолжили кастинг. Через три месяца Степашина заменили Владимиром Путиным...

-- Сразу же после назначения министром в конце мая 1999 года я пригласил вернуться в Минфин первым замом Алексея Кудрина: он полгода уже как ушел из Минфина в РАО «ЕЭС». В течение дня он дал мне положительный ответ. Я также позвал работать своим замом по налоговым делам Сергея Шаталова. Он тоже согласился, хотя у него было хорошее место в иностранной аудиторской компании. Премьер Степашин поддержал мою просьбу и назначил Кудрина и Шаталова. Началась подготовка проекта бюджета 2000 года.

Я поставил цель -- сделать этот бюджет первым бездефицитным бюджетом новой России, который заложил бы основы макроэкономической стабилизации.

Началась думская предвыборная кампания, и мы с Христенко и Кудриным вступили в битву с уходящей Думой за бюджет-2000. Премьер Путин в то время в основном занимался Чечней, но все же пришел в Думу поддержать нас. Совместными усилиями нам удалось добиться одобрения бюджета, который, безусловно, заложил основы для макроэкономической стабилизации. Страна спокойно могла пройти через 2000 финансовый год.