Двухнедельный график выступлений похож на табло прилета в гигантском международном аэропорту.

Африканцы, канадцы, европейцы, американцы -- у Берлина и у самого крупного в Германии фестиваля танца (десять площадок, около 40 проектов, не считая уличных и клубных перфомансов, обсуждений и лекций) схожая среда обитания: мультикультурная. На сцене то же, что и на улице, -- смешение лиц, языков и традиций. И та же злоба дня: как коммуницировать, когда у всех разные символы и разные корни?

Открытие -- несколько параллельных перфомансов в залах PODEWIL -- выглядело как маршрут, который предлагалось выстроить самостоятельно. Заходишь в один зал, а там «Интервью с собой», видеоролик бельгийки Крис Паркинсон. «Из чего я выбираю?» -- спрашивает она и рисует на экране «рог изобилия», точнее, корзинку, в которой лежат фрукты и каждый подписан: Хосе Лимон, Мерс Каннингем, Марта Грэм. Перемещаешься в другой, а там в перфомансе «Новый человек. Четыре пробы утопического движения» снова поминают авторитетов -- Брехта, Лабана и Мейерхольда, пытаясь разобраться, что ж там было новенького, что еще не стало для нас стареньким.

Мир, в котором корней не доискаться, не абстрактная тема для размышлений. Это реальность танцовщиков и хореографов, вышедших на сцену после того, как все главные танцевальные революции уже произошли. Генерации 90-х история танца досталась не только написанной, но и вдоль и поперек переписанной.

Один из самых ожидаемых проектов фестиваля, например, -- интерпретация революционного спектакля американской постмодернистки Анны Халприн Parades&Changes, Replays. Тогда, в 1965 году, голые люди на сцене, повседневные жесты и снесенная напрочь граница между движением прекрасным и ужасным вызвали скандал и чуть ли не запрет постановки. «А теперь кого этим удивишь?» -- спрашивают 88-летняя Халприн и ее молодая коллега, автор спектакля Анна Голод. И вправду кого? Все видено-перевидено, растащено по огородам, и даже в России каждый второй перфомер чуть что первым делом стягивает с себя трусы.

Да уж, все было более или менее просто, пока модерн-данс был явлением американским, экспрессионизм -- немецким, буто практиковали японцы, а балет -- русские. Были правила, границы и четкие представления о профанации. Теперь все смешалось. Каждый второй проект интернациональный, афиши к ним напоминают титры голливудских фильмов, а танцовщики, подобно мигрантам кочующие из страны в страну, перетаскивают свои традиции, дегустируют чужие и пожинают плоды отвоеванной свободы. Идентичность -- головная боль номер один. Кто мы? Европейцы? Американцы? Африканцы? Или «счастливо глобализированные», как называлась статья в немецкой газете, посвященная юбилею падения Берлинской стены?

«Европейцы бывают разочарованы, когда видят, что наши работы не соответствуют их представлениям об африканском танце, они для них слишком contemporary», -- сетует хореограф и танцовщик из Буркина-Фасо, новая европейская звезда Сейду Боро. Конечно, обидно: Боро и Салиа Сану, обитающие со своей труппой во Франции, 17 лет боролись, пока не открыли в Буркина-Фасо Центр современной хореографии. Теперь рискуют потерять то, за что их когда-то оценили, -- аутентичность.

Ну за что боролись. В «Кровавой пыли» Боро и Сану, открывшей большую программу Tanz im August, национальной экспрессии правда хоть отбавляй, а от всякого рода смешений вроде комбинации звучания традиционных инструментов и саксофона не убежишь. Такой мир. Он так звучит, так движется, а легкий ужас перед новым Вавилоном если и охватывает почти всех мыслящих и талантливых, то быстро проходит. Потому что смешения -- благодатная почва для рефлексии, каламбуров и лингвистических фокусов.

Американец Даниэл Линехан, взяв на вооружение традиционный танец дервишей, полчаса вертится без остановки, попутно болтая по телефону, подписывая счета и рассуждая о войне в Ираке. С тем же танцем дервишей работает франко-алжирская Companie Nacera Belaza. Испанец Израэль Галван Серилла пытается сотворить современное фламенко. Элеонор Бауэр из Брюсселя поставила спектакль о танце, представленном на youtube: что с ним происходит, когда он становится попкорном для скучающих интернетчиков?

Фестиваль в Берлине -- ровесник падения стены, и это многое объясняет. Даже VIP-персоны вроде Уильма Форсайта приезжают сюда совсем не с теми работами, что они делают для Мариинки или Парижской оперы. А с чем-то вполне себе злободневным. В этом году ждут, что скажет Анн Терез де Кирсмакер (Rosas) в новой работе The Song . И Люк Данберри -- этого бывшего танцовщика из труппы Саши Вальц в Москве знают по великолепному спектаклю D'Avant. Впрочем, понятно, что скажут. Новая вещь Данберри Aliens, проект Берлина и Монреаля, цитирую, «рефлексия на темы происхождения, миграции и нашей идентичности».

У кого что болит. У них это.