«Дориана Грея» Мэтью Боурна его компания New adventures играет в Театре Моссовета до воскресенья включительно, но тем, кто заранее не запасся билетами, остается надеяться лишь на собственное везение: все распродано, зал ежедневно переполнен. Это неудивительно: с Боурном наши балетоманы познакомились гораздо раньше, чем его впервые привез в Москву Чеховский фестиваль (а здесь на гастролях уже были и «Лебединое озеро», и «Пьеса без слов»). Видеокассеты, передаваемые из рук в руки, слухи, циркулирующие в сообществе, дивная история о том, как еще на заре мировой славы труппа могла приехать с гастролями, а престарелые эксперты Минкульта решили, что «народ не поймет». Теперь добавился еще слух, что Боурна зовут на постановку в Большой, -- слух, что показался невозможным, эдаким абсолютным балетоманским преобразованием желаемого в действительное, и вдруг подтвердившийся словами гендиректора Большого, что да, Боурн театру интересен, с Боурном уже познакомились (он заходил взглянуть на последний концерт сезона) и с ним будут переговоры о новой постановке.

В общем, театру нельзя жить без надежды; в следующем сезоне в главном театре страны не будет ни одного нового сочинения (реконструкция «Эсмеральды» и возобновление «Ромео и Джульетты» Юрия Григоровича, самой свинцовой версии истории о веронских влюбленных); кажется, Боурн назначается надеждой.

Он и так ею является для мирового хореографического сообщества -- надеждой действующей, оправдывающей ожидания. В эпоху тотальных одноактовок -- человек, умеющий сочинить внятный двухактный балет. В годы, почитающие все более унылый концептуализм, -- простодушный рассказчик с отличным чувством юмора. В наше время, все более скептически относящееся к классическому балету, -- ехидный певец его, сохранивший к театру нежную любовь.

«Дориан Грей» был впервые сыгран год назад на Эдинбургском фестивале. За прошедшее время в спектакле произошли некоторые изменения -- не кардинальные, но важные.

Разумеется, это все та же история уайльдовского героя, перенесенная в наши дни; Дориан «продает душу» не дьяволу, но рекламному агентству, превращаясь в «лицо» мужского парфюма под названием «Бессмертный». Все так же великолепны зарисовки «светского общества», не замечающего парня, когда он подрабатывает официантом на частной вечеринке, и буквально падающего к его ногам, как только он становится фотомоделью (гламурный юноша, протискивающийся под диваном, чтобы вручить Дориану свою визитку, -- мой любимец). И все так же одержим работой и вдруг Дорианом знаменитый фотограф Бэзил Холуорд, впервые показывающий молодому человеку его фотографии, проявляющиеся в тот же миг на стенах гостиной. Но сместились силовые поля.

На премьере в Эдинбурге сцена однозначно принадлежала Дориану (Ричард Уинзор) -- мир вокруг него существовал для него, его обслуживал, его соблазнял и ради него рушился. Бэзил Холуорд (тогда эту роль исполнял Аарон Силлис) в дуэтах обмирал и замирал, чуть тушевался -- это не значит, что в нем не было сочиненного Боурном профессионального азарта, просто азарт этот был в стадии любования найденным объектом. Джейсон Пайпер, исполняющий эту роль в Москве, вбухал в нее такое количество восторга, ярости и огня, что впору было надеяться, что за кулисами дежурят пожарные.

Понимаете, да? История развернулась иначе -- это все-таки художник Холуорд создает Дориана, он не только равноправен с ним, но и более интересен, как творец иногда бывает интереснее творения. Спектакль теперь звучит иначе. В интервью Боурн говорил, что если бы он сам выходил на сцену, в молодости выбрал бы роль Дориана, теперь -- Бэзила Холуорда. (От сногсшибательных путешествий по ночным клубам, которые так любил будущий хореограф, к созданию собственного театра, собственного мира -- логично.) И на глазах у почтенной публики спектакль отразил давнюю эволюцию автора. Прямо хочется сказать -- как портрет Дориана Грея; но Боурн еще никому душу не продавал. А чем там закончатся переговоры с Большим -- посмотрим.