То, что главный приз получит российский фильм, с самого начала фестиваля было почти уверенностью -- уж очень сильный крен в сторону отечественного кино явила конкурсная программа. Но отдать почти все призы фильмам принимающей страны -- для такого решения у жюри международного фестиваля должны быть очень веские основания. Например -- остальные отобранные для участия в конкурсе картины оказались очень-очень плохи. Мне, честно говоря, так не кажется. Общий уровень программы был ровным, без выдающихся открытий, но и без явных провалов, отборщикам удалось собрать вполне приличную и даже в своем роде представительную компанию. Другое дело, что большинство фильмов, претендующих на какие-то художественные достижения, оказались довольно пессимистическими и беспощадными к природе человека.

Впрочем, и наши российские картины, отмеченные жюри (где помимо председателя Павла Лунгина было еще два человека, воспитанных на традициях советского кино, -- украинец Сергей Тримбач и казашка Гульнара Дусматова, это если не считать индуса Шьяма Бенегала), не являлись образцами позитивного взгляда на мир. Но со свойственной отечественному кино с советских времен уклончивостью они не объявляли об этом столь откровенно беспощадно.

У нас сегодня идет идеологическая битва, начатая Союзом кинематографистов под руководством Никиты Михалкова. Это битва за идеалы, за светлое искусство, призывающее народ к активной жизненной позиции, любви к Родине, к духовному развитию. Но мир вокруг нас погружен во тьму. Идеологические противники снимают фильмы разочаровывающие, беспросветные, в них боль, отчаяние и безверие, и наших зрителей они смущают. «А ну как мир и впрямь такой страшный?» -- может подумать безмятежный зритель. А ведь кино должно мобилизовать духовные силы, уверен соткавшийся вдруг из воздуха лидер отечественной кинематографии, а не погружать народ в беспросветный мрак отрицания.

Кто же с этим спорит? Да почти никто -- большинство населения думает так же и с негодованием отворачивается от фильмов про распад связей, пустоту и одиночество современного человека. Они уверены (так нас всех воспитывали учителя на уроках литературы), что культура не столько зеркало, сколько сердце Данко, факел, за которым, лишь зажги его художник, непременно повалит народ, вдохновленный правильными лозунгами. Опыт 60 лет социалистического строительства ничему нас не учит -- мы знаем, что подвиги Павки Корчагина и «Молодой гвардии» воспитывали поколения честных и уверенных в будущем советских людей (только куда они все провалились-то?). И хотим сегодня если не того же, то искусства ясного, примиряющего с жизнью, а еще лучше -- вдохновляющего на свершения.

Для этого, в сущности, не годится ни один из премированных фильмов, но у нас ведь никто в детали не вдается, сказано: поднять кинематограф, ну и рады стараться... Поэтому достаточно легкого намека на Царствие Небесное, и мы уже вроде бы и на пути в Небеса...

Фильм Николая Досталя, получивший главный приз фестиваля, ничем не хуже других, награжденных на ММКФ и год, и два назад. Снятая с добротной старомодностью картина «Петя по дороге в Царствие Небесное» рассказывает про жителей небольшого северного городка, сохранивших сердечную доброту и потому с беззлобной улыбкой попустительствующих местному дурачку, который играет в служителя правопорядка. Ему и фуражку дали, и жезл, и пистолет деревянный, а директор шахты лично приказывает своему шоферу предъявить Пете водительское удостоверение и путевой лист. Петя -- за порядок, хотя и плохо соображает. Жители -- тоже за порядок, поддерживаемый туповатым, но жестким начальником лагеря, заключенные которого ежедневно под охраной собак и вертухаев проходят мимо Петиного поста. И все бы было хорошо, тем более что уже и Сталин умер, и скоро наступит свобода, и заключенные улыбаются, и шахты дают стране угля, вот только однажды, увлекшись своей ролью, Петя примет участие в реальной погоне за беглым зэком. А это занятие не предполагает добродушия и снисходительности. Так скоморошья власть оборачивается реальной смертью. И мама воет над телом сына. А так, конечно, доброе кино, светлое...

Второй по значению приз получила картина Александра Прошкина «Чудо», опять же на поверхностный взгляд, предлагающая выход за пределы ограниченного земного царствия в горние высоты. Чудо случается с работницей местной фабрики: она окаменела и несколько месяцев простояла с иконой Николая Угодника в руках, а партийные работники пытались скрыть сам факт от населения, но им это не удалось -- слух о чуде вышел наружу. Фильм получился непростой, смысл его провокации -- а сценарий Юрия Арабова сознательно провокативен -- не столь однозначен, как может показаться. Несмотря на голубей, на дар исцеления, который обрела девушка, на невинного отрока. Три истории, случившиеся в связи с чудом, -- с духовно просветленным журналистом из области, со сбежавшим попом и с практичным генсеком Никитой Хрущевым -- можно, конечно, попробовать трактовать как результат воздействия Божьего промысла, но, сдается мне, в фильме весь сюжет развивается по эту сторону мира, где само существование чудесного немедленно встраивается в технологию разрешения земных конфликтов. И взгляд художника на этот процесс вовсе не предполагает ликования, более того, он вполне сумрачен и лишен иллюзий. Однако чудо есть? Есть. Запишем в позитив.

Фильм Карена Шахназарова «Палата №6» (получивший приз за роль Владимира Ильина) с нехитрым мессиджем о том, что весь мир наш -- сумасшедший дом, полон такой беспросветной чернухи, что впору его сдавать на «Кинотавр». Но есть индульгенция: это же Чехов, классика. Что касается страшной рождественской сказки Киры Муратовой, то на ее полнейшую безнадежность тем более можно закрыть глаза, с ней, маргиналкой, все заранее известно -- фирменная стилистика, авторское кино, проката не светит... Можно дать за женскую роль хорошо сыгравшей девочке, беды не будет. К тому же формально фильм украинский, а про Украину нам не страшно.

Почему я считаю, что жюри руководствовалось этими соображениями? Да потому, что никаким другим способом его решения не объяснить. И если уж решено принять за образец лучшего современного фильма «Петю», например, то тогда и все остальное нужно выбирать столь же простое, незатейливое, привычное. Вне зависимости от реального смысла, который, может быть, и не так прост -- это кино нам легко принять по форме, с его привычно плюсующими актерами, с недостроенными литературными сюжетами, с неряшливыми диалогами. Кино этого рода вполне безобидно, широкая публика смотреть его не будет -- скучно, на другие фестивали серьезного уровня его не берут, зато у себя признаем отменным.

То, что Московский фестиваль так и не стал по-настоящему международным, что, несмотря на все заклинания, его статус в мире почти нулевой, что на него не приезжают кинокритики и журналисты из других стран, что нет международной кинообщественности, -- только на руку руководству, внутри страны всегда можно разобраться и заказать правильные акценты. И отрапортовать: как беспристрастно решило международное жюри, наше кино -- самое лучшее в мире.

Но каким бы ни было решение жюри, и сам вердикт, и его мотивы быстро забываются. Зато впечатления от массива разнообразного кино, обрушенного -- со всеми его проблемами, трепетом, болью, невозможностью искусства после Освенцима, диалогами и поисками -- на московскую публику, останутся у наиболее развитой и мыслящей ее части надолго. И подготовят новых кинематографистов, чьи фильмы по-настоящему оценят не только на родине, но и в мире.

Кстати, 3 июля открывается фестиваль в Карловых Варах, бывший близнец московского, но развившийся во вполне зрелое явление с куда более серьезной репутацией. В конкурсе от России -- «Волчок» Василия Сигарева. И ни одного чешского фильма. Странные люди.