Итак, разберем по порядку. В Центральном Молодежном театре поставили спектакль -- не плохой и не хороший. Нормальный. Детский. Если бы мне было лет двенадцать, мне бы наверняка понравилось. А что -- сюжет захватывающий, герой обаятельный, любовь-морковь на месте, романтики хоть отбавляй. Все литературные реминисценции -- и очевидные («Бедная Лиза» Карамзина), и замаскированные («Идиот» Достоевского) -- отброшены. Вот, скажем, роковая красавица Амалия Бежецкая (Ирина Низина) чем не Настасья Филипповна? А страстный Зуров (отличная работа Ильи Исаева) чем не Рогожин? Но создателей «Эраста Фандорина» (сценическое название «Азазеля») все это явно не волновало. События романа Б. Акунина пересказаны в «Фандорине» внятно, последовательно, без формалистских изысков, концептуальных наворотов и прочего постановочного тумана, которому режиссер Алексей Бородин всегда предпочитал незамысловатую ясность. (За что по справедливости и занимает место худрука ЦАМТа.)

Недавно на телеэкраны вышел другой «Азазель». Для взрослых. Получилось хуже. (См. «Время новостей» от 12 марта.) Авторы телефильма искали акунинской витиеватости кинематографический эквивалент -- и не нашли. Фильм оказался претенциозным, длинным и совершенно нединамичным. Что для детектива -- даже самого глубокомысленного -- губительно. Куда лучше вот так -- простенько и без претензий. Cразу ясно, что роман Акунина, если вытравить из него аллюзии и парафразы, превращается в детскую приключенческую литературу и в таковом качестве выигрывает у себя же самого как форпоста продвинутой словесности.

И не будь Акунин Акуниным, можно было бы ограничиться коротенькой информацией о том, что в Москве стало одним приличным детским спектаклем больше. Ан нет. Ограничишься тут, когда афиши, возвещающие о майской премьере «Фандорина», были расклеены по городу еще зимой, когда ведущие издания давно уже вступили друг с другом в заочное соревнование по оперативному и пространному освещению грядущей премьеры, когда пришедшие на спектакль публицисты, поэты, жены поэтов и подруги жен с интересом выясняют друг у друга фамилии занятых в «Фандорине» артистов, а интервью с сыгравшим главную роль недавним выпускником Щепкинского училища Петром Красиловым уже печатают в глянцевых журналах.

Конечно, честное желание поставить незамысловатый спектакль для детей в случае с «Азазелем» куда уместнее, чем жалкие потуги создателей телефильма соответствовать постмодернистскому духу акунинского произведения. Но наивность наивности -- рознь. Между лукавством обериута, пишущего стихи «под ребятишек», и неумелостью самого ребенка, сочиняющего нескладные вирши, -- зияющая пропасть. И поручиться, что наивность постановочных приемов в спектакле Бородина всегда отрефлексирована, я не могу. Декорации на колесиках, накладные бороды, «купающиеся в ролях» персонажи фона, фейерверки вместо взрывов и бег на месте вместо погони -- вся эта антология театральной рутины, ладно скроенная, аккуратно сшитая, украшенная местами рюшечками и воланчиками актерского мастерства, скорее свидетельствует об обратном. Да и ладно. На все это в иных условиях можно было бы закрыть глаза. В условиях ажиотажа хочется их открыть.

Дело, повторяю, не в качестве спектакля -- он мог быть хуже или лучше, а в несоответствии реального культурного события поднятой вокруг него шумихе. Ведь никакого события -- если рассмотреть случившееся по гамбургскому счету -- нет. Есть грамотный PR-ход, и поставь Бородин таким же наивным манером Диккенса или Дюма, была бы тишь да гладь. Он, кстати, и ставил, и где были, спрашивается, газеты с глянцевыми журналами? Да там же, где теперь. «Фандорин» же не просто спектакль. Это акция. «Мировая премьера романа Б. Акунина» называется.

И уж если тишайший и интеллигентнейший худрук РАМТа, прежде не замеченный в умении держать нос по ветру, понял, что репертуарная политика важнее эстетики, что правильная упаковка продукта важнее его качества, что игру можно сделать еще до того, как игроки вышли на поле, значит, что-то окончательно поменялось в самом составе культурной жизни, и произведению искусства помимо всего того, что испокон веков должно было содержать в себе произведение искусства, следует теперь непременно обладать еще одним качеством. Это качество условно можно было бы назвать «товарностью». Вот захожу я недавно в книжный магазин, осматриваюсь и различаю среди бесконечных рядов книг отдельные с красующимися на них табличками «Лучшие продажи в марте». Хорошо продаются Александра Маринина, Оксана Пушкина, Патрик Зюскинд и Евгений Гришковец. Ну и «Гарри Поттер» само собой. И что между ними общего? Где прохладно-интеллектуальный Зюскинд, а где слезодавительная Пушкина? Общее есть. Все это может стать товаром. Или все это захотели сделать товаром. А есть другие авторы -- нетоварные. И так повсеместно. Для продвинутого куратора выставок русский авангард рубежа веков и живопись сталинских времен -- в равной степени товар. И не то чтобы куратор -- дурак и не видит разницы между полотнами Филонова и картиной Яр-Кравченко «А.М. Горький читает И.В. Сталину, В.М. Молотову и К.Е. Ворошилову свою сказку «Девушка и смерть». Конечно, видит. Но у него, изволите ли знать, парадигма другая. К качеству искусства она отношения не имеет.

Конечно, и раньше был разрыв между читательским спросом и качеством литературы, зрительским вниманием и качеством живописи, интересом публики и качеством спектакля. Но теперь это уже не разрыв. Это две не имеющие отношения друг к другу реальности. Плохое искусство может продаваться хорошо, а может плохо. Хорошее может плохо, а может хорошо. Потому что нет давно уже плохого и хорошего искусства. Есть товарное и нетоварное. И «Эраст Фандорин» -- это, конечно же, товар. И продаваться он, конечно же, будет отлично. И рецензии, хвалебные или ругательные, повлиять на это, кончено же, не могут. И смириться с этим, видимо, надо. Но трудно.