|
|
N°104, 17 июня 2009 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Илия Троянов: Главное в путешествии -- вовремя выйти из машины
В рамках Московского открытого книжного фестиваля в ЦДХ прошла презентация книги знаменитого немецкого писателя болгарского происхождения Илии Троянова «Собиратель миров». Это роман о путешествии длиною в жизнь, написанный по мотивам биографии Ричарда Френсиса Бертона -- секретного агента и авантюриста, первого британца, совершившего хадж в Мекку. Эта книга, получившая Берлинскую литературную премию и главный приз Лейпцигской книжной ярмарки, вышла на русском в издательстве «Paulsen. Европейские издания». Приехавший на фестиваль в Москву Илия ТРОЯНОВ ответил на вопросы Наталии БАБИНЦЕВОЙ.
-- В конце 90-х в России вышел ваш роман «Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом», и это было очень актуальный «поколенческий» текст. «Собиратель миров» -- второе появление вашего произведения на русском. Почему вы вдруг обратились к историческому материалу?
-- Я не думаю, что это исторический роман. Да, материал исторический, но роман абсолютно современный. Для меня очень значимо, что во многих странах, где этот роман сейчас выходит, он воспринимается как комментарий к современной ситуации. Это такая древняя стратегия литературы: при помощи прошлого объяснять настоящее. По сути, ведь взгляд европейцев на остальной мир, а в моем романе идет речь именно об этом «третьем» мире, до сих пор сформирован понятиями XIX века. Новых пока не придумали, увы. К примеру, религия индусов во всем мире называется индуизмом, но в самой Индии этого слова нет в употреблении. Индуизм там означает: «за рекой Инд». То есть это некоторое вспомогательное понятие, уходящее корнями в колониальную эпоху, которое придумали британцы, чтобы найти некое упрощенное общее понятие для этого многообразия богов. И подобное происходит во всех сферах. Так что я сознательно выбрал персонаж из XIX века -- образцового британца, авантюриста и путешественника Френсиса Бертона, чей образ мыслей на самом деле выпадает из парадигм своего времени. В этом романе полностью отсутствует попытка реконструировать образ прошлого.
-- Мне показалось, что XIX век наиболее адекватен тому ритму освоения мира, который происходит в вашем романе. Ведь это книга о путешествии. И если вы выбрали персонаж нашего времени, ему поневоле пришлось бы перемещаться по миру, используя новейшие транспортные средства и высокотехнологичные способы связи. И тогда читатель был бы лишен возможности увидеть те мелкие детали и подробности, на которых вы акцентируете его внимание.
-- Мне нравится ваш образ мыслей (смеется). Работая над «Собирателем миров», я пять лет путешествовал по тем местам, о которых идет речь в романе: Индия, Египет, Цейлон, Мекка, Медина, Занзибар. И хотя я не мог отказаться от услуг авиакомпаний, я понял, как это важно -- вовремя выйти из машины. Современные туристы воспринимают мир из окна автобусов, автомобилей и поездов, но это не позволяет им воспринять пейзаж непосредственно, стать его частью...
-- Вы пишете много эссе о путешествиях для различных журналов. Когда вы работаете в жанре журналистской заметки, вы тоже учите читателей отказываться от туристических стереотипов?
-- Если попытаться коротко сформулировать мою поэтику встречи с «чужим» или «другим», то в центре всегда стоит попытка понять страну и ее людей посредством их же понятий. Взглянуть на нее глазами местных жителей. Это очень важно для меня, и это не зависит от того, что и для кого я пишу. Потому что их взгляд радикально отличается от взгляда туриста, когда он приезжает и судит об увиденном согласно собственным представлениям. К примеру, бедные кварталы всего мира западные люди называют одним словом slum (новое понятие туриндустрии, с английского переводится как «трущобы». -- Ред.). Но когда ты общаешься с жителями этих кварталов, они вовсе не считают, что их мир -- это «слам». Они говорят с гордостью: «Ты посмотри, мой сосед разбогател и построил себе двухэтажный дом». А для пришлого человека -- это просто барак. Это очень простой пример. Но европейцы действительно имеют привычку весь мир мерить своими линейками и быстро давать оценку тому, что они видят.
-- Вам не кажется утопией попытка преодолеть европейский взгляд на мир? Ведь вы сами живете внутри этих понятий -- они укоренились в языке, на котором вы пишете и говорите.
-- Когда я пишу текст, я пытаюсь сконструировать коллаж из разных точек зрения и различных взглядов на реальность. За всем этим стоит попытка преодолеть банальную и привычную для западного мира дихотомию: плохое -- хорошее, богатые -- бедные, красивое -- уродливое. Очень многое об этом я понял в Индии, где люди воспринимают как единство то, что нам кажется очевидным противоречием. Я приведу пример из своей книги «Путешествие по Гангу», которая выйдет на русском в сентябре этого года. В священном городе Варанаси я познакомился с профессором гидравлики. Это человек, который получил хорошее образование и умеет мыслить в рационалистическом ключе. Но, с другой стороны, его род принадлежит к традиционным хранителям храма Ханумана. И он сказал мне странную фразу: «Как ученый, я знаю, что Ганг настолько грязен, что я бы не опустил туда даже мизинец своей ноги. Но как верующий человек и хранитель храма, я каждое утро совершаю омовение в этой реке и даже полощу рот этой водой». Западный человек сказал бы: это невозможно, нельзя одновременно переживать эти две ситуации. Но, судя по всему, это возможно.
-- Вы описали в своей книге те места и страны, которые сейчас необычайно популярны и даже модны. Индия давно стала местом массового паломничества молодых европейцев, многие из которых уезжают туда надолго, отказавшись от учебы и карьеры. Как вы относитесь к этим новым дауншифтерам? Может быть, хотя бы они разрушат вековые европейские стереотипы в восприятии так называемого «третьего мира»?
-- Я думаю, проблема в том, что большинство этих молодых европейцев слишком зависят от мнения авторитетов. На самом деле они не хотят добиться внутренней свободы, они стремятся найти нового вождя. Если они находят себе в Индии гуру, они полностью отдают свою жизнь в его руки. Один мой индийский друг сказал мне, что главная беда этих людей в том, что они не способны постигнуть понятие «майя» (видимость, иллюзия -- санскр.) -- главное в индийской философии. Смысл его в том, что все, что воспринимается чувствами, является обманом. Все внешние формы, включая религию, это просто игра. Это не суть. И это охраняет индийских интеллектуалов от слепого послушания. А эти ребята, они просто увлечены игрой.
-- Вы родились в Болгарии, затем переехали в Германию, учились и жили в Кении. Вы человек мира, но в каждой биографической справке о вас подчеркивается, что вы сознательно выбрали местом жительства Германию и немецкий язык творчества. Как вы считаете, насколько это важно для современного человека -- иметь возможность такого выбора?
-- Современный мир достаточно открыт. Я думаю, этот выбор не лишен боли, но сейчас он возможен. Моя семья эмигрировала вынужденно. Сейчас люди переезжают добровольно, и во многих странах мира есть разные социальные институты, которые поддерживают эту миграцию. Я же сознательно выбрал лишь немецкий язык. Мог писать и на болгарском, и на английском. Мои английские коллеги очень обижаются, когда я говорю им, что выбрал немецкий, потому что он богаче и лучше (смеется).
-- А когда произошел этот выбор?
-- Лет в восемнадцать. Как раз когда я начал писать что-то помимо школьных сочинений.
-- Вы преподаете студентам основы построения сюжета. Есть какие-то литературные стереотипы, от которых вы стараетесь их уберечь?
-- О, их очень много. Но самый распространенный -- это юношеская убежденность в том, что можно стать писателем, руководствуясь лишь собственным жизненным опытом. Это утопия. Можно написать один роман на основе своего опыта, и скорее всего он будет не самым удачным.
Редакция благодарит сотрудников Гете-Института за помощь в организации интервью.
|