Александр МАРГОЛИС, сопредседатель петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), рассказал нашему корреспонденту о своем отношении к проекту спасения Летнего сада.

-- Вокруг проекта кипит столько страстей, поэтому признайтесь: вы за реконструкцию Летнего сада или против?

-- Прежде всего я законопослушный гражданин, а по закону никакой реконструкции Летнего сада не может быть: это памятник, и, следовательно, его можно только реставрировать. Между тем мы живем в такое безумное время, что официально этот проект может называться только «реконструкция и капитальный ремонт», иначе ему никогда не получить «добро» Госэкспертизы. В общем, сплошные правовые парадоксы. Что касается моего отношения к проекту, то как только он появился, я его критиковал, и довольно энергично. Прежде всего за то, что в нем изначально было очень много новоделов. Причем возникали они на пустом месте -- не было ни надежной архивной документации, ни археологических материалов. Но сейчас я испытываю некоторое удовлетворение, потому что этот проект все-таки сильно изменился. И сегодня Владимир Александрович Гусев говорит примерно те же слова, которые я говорил еще несколько лет назад, а он сильно обижался, -- о том, что грандиозная стройка не нужна в Летнем саду.

-- Авторы проекта называли это возвращением саду первоначального облика...

-- Внедрение в эту сложившуюся полтора века назад среду элементов предшествующих эпох и стилей -- боскетов, фонтанов, которые были характерны для первой половины XVIII века, -- это, извините, седло на корове. Они будут очень плохо уживаться с классицизмом, который там доминирует. Но Русский музей считает, что это уже музейная экспозиция, что-то вроде музейных экспонатов в зале, и там можно выставлять все. А я не хочу, чтобы Летний сад превратился в музейный зал, где есть всего понемножку! Летний сад существует таким, каким мы его знаем уже полтора века, это очень серьезный срок -- таким его видел Пушкин, таким его воспела Ахматова. В нем есть законченность, есть дух времени.

-- Но ведь и из-за духа времени в том числе сад сейчас находится в ужасном состоянии -- растения надо лечить, скульптура погибает...

-- Я не возражаю против реставрации, но слово «реконструкция» меня очень и очень настораживает. Например, если там восстановят фонтаны и попытаются их эксплуатировать, боюсь, это превратится в такую дорогую игрушку, что у Русского музея очень быстро сдадут нервы, это будет очень тяжело в условиях нашего климата и при нашей ментальности. Если уж статуи от вандалов не могут оградить, что говорить о фонтанах и других достаточно серьезных инженерных сооружениях. Но больше всего я боюсь, что все разроют, раскопают, потом кончится финансирование, и мы будем иметь еще один котлован, как под второй сценой Мариинки.

Я изначально не склонен думать, что специалисты Русского музея заведомо втирают нам очки и выдают желаемое за действительное, я уверен, что все хотят как лучше. Но когда приходят такие сумасшедшие деньги, возникает очень большой соблазн ни в чем себе не отказывать.