В 1774 году действительный статский советник и кавалер Александр Петрович Сумароков выпустил несколько своих книг, в том числе «Оды торжественные» и «Елегии любовные». Сборники эти поэт готовил с особым тщанием, сокращая и подвергая правке прежде публиковавшиеся тексты. Утративший еще недавно почти неоспоримое первенство на российском Парнасе, полуопальный, раздраженный неудачами сочинитель упорно отстаивал свои поэтические принципы. Не громкость и не нежность/ Прославят нашу песнь:/ Излишество всегда во стихотворстве плеснь;/ Имей способности, искусство и прилежность. Строки эти, помещенные на титульном листе собрания од, должно почитать девизом Сумарокова. Как, впрочем, и эпиграф второй книги: Противнее всего елегии притворство,/ И хладно в ней всегда без страсти стихотворство,/ Колико мыслию в нево ни углубись:/ Коль хочешь то писать, так прежде ты влюбись. В какой мере поэтическая практика Сумарокова соответствовала отточенным формулировкам авторского credo, ныне можно судить по превосходному изданию «Од...» и «Елегий...» (М., ОГИ), инициатором и движителем которого выступил Роналд Вроон.

Книга открывается факсимильным воспроизведением сборников. Это тридцать расположенных в хронологическом порядке од (первые были писаны в 1755 году, последние -- незадолго до выхода итогового издания) и двенадцать елегий, к которым автор присовокупил два любовных станса (тут появилось три доселе неведомых публике опуса, девять увидели свет в 1759 году, два -- в 1769-м). В разделе «Редакции и варианты» применяется непривычная, но выигрышная подача текстов: строфы, наличествовавшие в прежних изданиях и снятые в 1774 году, выделены одинарной (если удалены при первой правке) либо двойной скобой на левом поле, двойная либо тройная нумерация строф позволяет увидеть соотношение композиций; разночтения приведены под строкой -- таким образом движение текста во времени представлено с предельной наглядностью. Дополнение составили семь од и две елегии, которые Сумароков не счел должным републиковать (в их числе, к примеру, обращенные к Анне Иоанновне «поздравительныя оды», писанные в канун 1740 года еще силлабическим стихом: О Россия веселись МОНАРХИНЮ видя,/ Совершенную в дарах на престоле сидя...).

Комментарии открываются «Словарем основных имен и понятий» (составил А.Л. Осповат), ориентированным на специфику сумароковского (и/или присущего русскому канону XVIII века) словоупотребления. (К примеру, указывается, что имя Фаетона одописец использует «для обозначения самонадеянных врагов России», а топос «Покой, Тихость/Тишина», означающий мир и благоденствие державы, восходит к французской одической традиции.) В преамбулы комментариев к каждой оде помещены таблицы, представляющие ее композицию и тематическое членение во всех редакциях (составил М.Л. Гаспаров). Примечания (Роналд Вроон и Келли Хэролд) позволяют понять, сколь далеки от реальности типовые представления об однотипности и бессодержательности поэтических текстов XVIII столетия. Замыкает книгу блок из шести статей, трактующих как републикованные сборники (Вроон, Маркус Левит), так и литературное дело Сумарокова в целом (К.А. Осповат пишет об эстетике Сумарокова и социальных измерениях литературной рефлексии; В.М. Живов -- о языке и стиле, М.Л. Гаспаров -- о стихосложении од, А.Б. Каменский -- об их «историческом» измерении»).

Надеюсь, что из по необходимости краткого отчета явствует: издание -- достойный труд, а все его участники заслуживают благодарной признательности. Как и редактор проекта Л.С. Михельсон, художник-дизайнер С.В. Митурич, издательство «ОГИ» и те институции (International Research and Exchanges Board; Counsil on Research of the Academic Senate, University of California, Los Angeles; University of California's Center for European and Eurasian Sudies), материальная поддержка которых обеспечила появление незаурядной книги, сделанной (во всех планах) со вкусом, если не сказать, с благородным щегольством. Ясно, что обсуждение такого рода работы не может (и не должно!) вестись на газетных страницах, а дискуссия о проекте, сотрудники которого далеко не во всех пунктах меж собой согласны, сама способна стать событием. Если, конечно, полемику по существу не вытеснят, как водится, пышные величания и ловля мелких огрехов (это лучший вариант) либо равнодушное (с неуловимыми подтекстами) молчание. Однако специалисты по русской словесности XVIII века и без сторонних советов разберутся, что делать с адресованным им изданием.

Меня же -- при неподдельной благодарности Роналду Вроону и его коллегам -- занимает совсем другое. Именно же то, что труд их рассчитан на крайне узкую аудиторию, чуть ли не исключительно на тех, кто к работе руки приложил. (Шучу, но не из одной любви к злословью.) Дело не в том, что вышедшая книга труднодоступна и довольно дорого стоит. Дело в том, что пристойного издания Сумарокова (который, кстати, не токмо торжественные оды и любовные елегии писал) у нас нет. Подготовленный П.Н. Берковым том «Библиотеки поэта» вышел в 1957 году (понятно, каков был его аппарат -- отнюдь не по вине выдающегося исследователя; да и о репрезентативности состава лучше помолчать). Драматургия была тиснута в 1990-м -- и тоже в далеко не полном виде. Даже «Гамлет» в то издание не вошел, хотя, казалось бы, что завлекательнее в наследии Сумарокова, чем его -- значимо отличная от шекспировской -- версия истории о принце-мстителе? (Корректности для скажу, что в 2003-м поэт Максим Амелин напечатал сумароковского «Гамлета» в №61 (4) журнала «Новая юность».) С прочими писателями XVIII века дело обстоит так же или еще хуже. Даже с Державиным -- живем себе без поздних, якобы «слабых» сочинений поэта, которого вроде бы признаем «великим». И нет у нас цельной и внятной книги, в которой словесность XVIII столетия описывалась бы на уровне сегодняшних знаний. (Для тех, кто боится догматизма больше, чем дикости, корректирую: «на уровне сегодняшних споров».)

Я не генерал Крутицкий, чтобы требовать представления на театре трагедий Сумарокова и Озерова и возносить ломоносовский слог над нынешним. (Хотя не так уж это смешно.) Но ситуацию, в которой мы обретаемся, трудно назвать иначе как абсурдной. Постоянно прирастающий свод роскошных уточнений и интерпретаций не оказывает никакого влияния ни на современную словесность (где «точкой отсчета» для поэтов служат то Есенин, то Хармс, то Бродский; память прозаиков еще мизерабельнее), ни на формирование гуманитариев, которым литературу XVIII века читают (в лучшем случае) по довоенным книгам Г.А. Гуковского и предисловиям 1950--1960-х годов. А что делать-то? Только изобретать «что-то свое», на ходу компилируя наблюдения почитаемых коллег. Применяя ту же методу ко всем последующим этапам русской литературы. И уныло констатируя, что студенты твои (или читатели) не знают не только, кто такой Сумароков, но и кто такой генерал Крутицкий. Это персонаж комедии Островского, название которой все чаще приходит на ум по самым разным поводам (по нашему, в частности), -- «На всякого мудреца довольно простоты».

Впрочем, искусно, прилежно и талантливо выстроенное издание од и елегий Сумарокова от наличия трагикомического контекста хуже не становится.