XI Международный конкурс артистов балета и хореографов подошел к середине: у артистов сегодня последний день второго утра, лучшие хореографы уже выбраны. Жюри не поскупилось на награды, вопреки обыкновению выдав первую, вторую и третью премии, а также три поощрительных диплома. То есть вопреки твердому мнению критиков, балетоманов и артистов заявило: в России хореографы есть.

Именно в России. Это в артистическом разделе бьют рекорды чистоты и легкости южные корейцы, с ними спорят изящные китайцы и всех готов уложить одним мощным прыжком очередной прорывающийся на просторы украинец. (Но об исполнительском конкурсе позднее, когда он будет завершен.) В конкурсе же хореографов -- один участник из Азербайджана, один из Болгарии, один с Украины и один из Японии; остальные 17 представляют Россию. Награждены только россияне; у нас, оказывается, изобилие.

Первая премия досталась Юрию Смекалову. Бывший танцовщик театра Бориса Эйфмана, перешедший недавно в Мариинку, где ощущается недостаток мощных молодых людей, необходимых для переноски масштабных балерин, учился мастерству хореографа у тончайшего и интеллигентнейшего Георгия Алексидзе. В его творениях этот факт никак не отразился: перед нами вещи, которые любой эксперт атрибутирует как сочинения г-на Эйфмана. Те же рвущие душу страсти; та же размашистая и неаккуратная пластика; и обязательно что-нибудь о темной половине человеческой души... Он показал «Реквием по Нарциссу» и «Расставание». В первой миниатюре патетичный молодой человек в сером фраке и с голой грудью (мариинский солист Владимир Шкляров) с силой втыкает себе в лицо мягкую зеркальную пластину. Вглядывается в отражение и суетится так, как героиня крыловской басни с очками, стараясь пристроить куда-нибудь эту пластину (рассматриваются многие варианты, в том числе между ног). Утомившись, замирает сломленным -- на том хореография заканчивается. Во второй пьеске славная мариинская инженю Евгения Образцова с удовольствием играет в роковую женщину, предмет страсти сильного мужчины (сам г-н Смекалов). Вот этак слегка двинуть ногой -- чтоб на колени рухнул, и не заметить страдания на разрыв аорты, и легкомысленно сбежать, не ответив на великое, выраженное во многих метаниях чувство... Зал принимал творения победителя восторженно, ну Эйфмана у нас вообще любят.

Вторую премию получил худрук Красноярского театра современного танца Снежане Здор. Работы «Ожидание» и «Фатум притяжения» ровно такие, как их названия. То есть никакие. Новаторство в том, что девушка в первой миниатюре ждет чего-то, стоя на голове и призывно задрав одну ногу к небу; во второй же вялая вязь движений не предполагает никакого фатума -- такие сильные слова вообще не про них. Лауреат третьей премии москвичка Ксения Ойвенталь (в биографии -- служба у Аллы Сигаловой и свой маленький театр; где работает сейчас -- неясно) сначала испугала монологом «Крик», где одинокая девушка с трагическим остервенением хватала себя за ребра, но потом дала отдохнуть взгляду и душе балетного критика, сочинив обаятельную миниатюру «Отражения». Нет, право же: из всех имеющихся лауреатов к понятию «хореография» ближе всего эта работа, где под музыку Дебюсси две девчонки (солистки Музыкального театра Валерия Муханова и Оксана Кардаш) то выдавали абсолютный зеркальный синхрон (как и положено человеку и его отражению), то танцевали самостоятельно. Отдельно, но одинаково -- в двух танцовщицах в зеленых платьицах звучала одна душа. Чуть авантюрная, беззаботная, знакомая с Баланчиным, но ни в коем случае ему не подражающая.

Из трех дипломантов каждый заслуживает добрых слов, и каждый -- разных. Эмиль Фатки, долго танцевавший в гамбургском балете Джона Ноймайера, стал сочинять вещи сложно закрученные и разумные (никакой эйфмановской попсы, ни-ни), но, переняв от Ноймайера манеру ставить сложно, не перенял умения делать это легко. Сквозь его монологи надо продираться, что вряд ли поспособствует популярности. Артист Музыкального театра Константин Семенов отлично чувствует музыку и способен относиться к ней с иронией. Финал Сонаты №17 ре-минор представляет бетховенский настойчивый мотив как воплощение головной боли. Танцовщик (Михаил Крючков) слушает музыку и сопротивляется ей, сжимает голову руками, вздрагивает всем телом: тема миниатюры -- музыка как страшная житейская неприятность. А еще случайный промельк невиданной прежде гармонии, так в страдальческом тексте прорезаются секундные па изумительной красоты. Наконец, у Алишера Хасанова (вольный художник, появляющийся в самых разных местах -- от драмтеатров до шанхайского центра искусств) есть редкий дар веселья: в балете, в этом королевстве насильственных смертей, так редко можно посмеяться, что внятная попытка заставить публику улыбаться достойна благодарности. В миниатюре «Спокойной ночи, дорогая» под музыку -- отметьте -- Генделя завернувшийся в одеяло муж (Илья Артамонов) все старается где-нибудь прикорнуть, но к нему неустанно пристает супруга (Диана Косырева) с подушкой под мышкой. В тексте -- полеты и побеги, перетягивания одеяла, решительные споры. И блаженный конец -- муж закатывает супругу в одеяло так, что та может лишь слегка махать руками, усаживается рядом и ласково желает ей спокойной ночи (проникновенная интонация произносимой вслух фразы заставляет долго хихикавший зал грохнуть хохотом).

По правилам конкурса артистов балета, каждый из них помимо классических вариаций должен станцевать современный номер -- так что на сцене Большого в эти дни было показано в несколько раз больше сочинений, чем числятся в конкурсном листе хореографов. Это право сочинителей танцев -- показать миниатюру, но не выставлять ее в конкурс (смысл такого показа -- в презентации артиста, работа на его успех). Иногда среди неконкурсных работ встречаются вещи более интересные, чем те, что претендуют на награды, но в этом году таковых не обнаружилось. В массе своей господа артисты воспроизводили жанр «вечерняя прогулка», «девичьи страдания» и «притяжение противоположностей». Служебная хореография, призванная подчеркнуть прыжок, шаг, вращение, линии и быть завтра забытой. Из массива ненагражденных работ запомнятся лишь еще одна конкурсная (сочиненный Владиславом Курамшиным и Татьяной Петровой «Сон в летнюю ночь») и одна неконкурсная («Ни за что его не брошу» Егора Дружинина). Обе полны своеобразного безумия, обе связаны с темой снов, обе уверенно вытаскивали зал из дремотного состояния, навеянного очередной благонамеренной прогулкой. Героиня «Сна в летнюю ночь» (Ксения Жиганшина), пытаясь заснуть, отмахивалась от комаров. Комаров (комариц?) было двое, каждой из них было лет по шесть, за спиной серебрились крылья, надо лбом торчал воинственный хоботок, в руках сияли шпаги. Отвязаться от них было сложно, девушка пошла на крайние меры -- и право же, за одну мысль использовать фуэте для отпугивания насекомых следовало дать авторам диплом. К финалу номер скатился в полный сюр -- героиня прикончила малолетних кровопийц, к ним с колосников спустились крылышки -- детки чинно проследовали в рай, видимо располагающийся за кулисами. Но тут зазвенел будильник, и мстительница с дикими глазами подскочила с подушки. В «Ни за что его не брошу» танцовщица (Нина Гольская) играла с плюшевым мишкой, но вдруг у игрушки глаза загорались зловещим красным светом и пасторальные кружения преобразовывались в рваный текст захватчицы-вамп. То ли игрушка так на девушку повлияла, то ли, наоборот, беззащитный мишка выразил тайные черты хозяйки -- неясно, но красные глаза во мраке сияли эффектно.

Каковы же итоги балетмейстерского конкурса? Обнаружилось несколько небездарных людей -- это приятно. Но все они, во-первых, интереснее режиссерски, чем хореографически, а во-вторых, сочинители миниатюр. Я помню, что по регламенту трехактный балет не представишь. Но и в миниатюре можно дать почувствовать размах -- сегодняшним же сочинителям уютно в «мелком» жанре. Это значит: в ближайшее время появления нового имени на афише Большого не ожидается.