В Зимнем театре города Сочи прошла церемония закрытия 20-го открытого российского фестиваля «Кинотавр». В этом году конкурс был особенно сложный и нервный. Явного фаворита назвать затруднился бы самый проницательный наблюдатель. Первыми о своем решении объявили кинокритики, причем их голоса разделились пополам. В итоге приз «Белый слон» достался фильмам «Волчок» Василия Сигарева и «Кислород» Ивана Вырыпаева. Члены фестивального жюри тоже не пришли к единому мнению. Главный приз достался фильму «Волчок», а приз за лучшую режиссуру -- «Кислороду». Лучшим сценаристом стал Василий Сигарев за картину "Волчок". Награду за лучшую мужскую роль получил Борис Каморзин за фильм "Сказка про темноту" (реж. Николай Хомерики). Обладательницей приза за лучшую женскую роль стала Яна Троянова ("Волчок"). Дмитрий Яшонков признан лучшим оператором за картину "Я". Приз за лучшую музыку к фильму получил "Кислород". Специальное упоминание жюри фестиваля получил фильм "Бубен, барабан" режиссера Алексея Мизгирева. Приз за лучший дебют в этом году решили не вручать.

Программа из 12 картин с самого начала вызывала споры -- а где же, спрашивали многие, нормальное-то кино? Это все новая драма какая-то, чернуха, безвыходность и приземленность, а настоящее-то искусство, зовущее, можно даже сказать, духоподьемное, где? Или хотя бы просто приятное, щадящее, увлекательное? Где в конце концов мейнстрим?

И это, в общем, правильно, потому что национальное кино (а «Кинотавр» является главным фестивалем национального кино) -- это прежде всего мейнстрим, тогда как авторские фильмы и блокбастеры рассчитаны еще и на наднациональное восприятие, им нужно завоевывать публику мирового рынка или аудиторию международных фестивалей. В Сочи же вроде бы должны показывать фильмы, что будет смотреть российская публика.

Однако таких фильмов у нас, как выяснилось, нет. (Об этом говорил Павел Лунгин на «круглом столе» «Как мы готовили кризис в кино».) В России снимают блокбастеры или жанр, то есть «ржачные комедии со смыслом» -- таков запрос кинотеатров. Ну и фильмы телевизионного формата.

Потому и закономерно, что из примерно 70 фильмов, законченных в 2009 году, на фестиваль попали картины с ярко выраженным авторским видением мира. А вот то, что среди них в основном оказались фильмы так называемого нового поколения режиссеров, говорит о реальной смене художественных приоритетов -- не случайно именно их работы (например, картины Хомерики и Хлебникова в этом году, Германики, Бакурадзе и Германа-младшего в прошлом) попали в программы Канна и Берлина. И несмотря на то что режиссеры эти разные, они сразу стали восприниматься как одно поколение. Дело тут не в возрасте, а в приверженности общим ценностям.

Конкурс «Кинотавра» показал, что фильмы Мизгирева, Сигарева, Волошина, Вырыпаева, Андрея Прошкина, Хомерики, Хлебникова воспринимались с большим вниманием и накалом страстей, чем картины других участников. К ним же предъявлялось больше претензий -- и ко всем вместе, и к каждому в отдельности... Стало понятно, что для тех, кому эти работы кажутся по-настоящему интересными, «Кинотавр» удался, а тем, кого они раздражали, вся программа представилась иллюстрацией упадка и кризиса.

Во время фестиваля на пляже, в ресторане, в холлах, парках и на набережных велись дискуссии о том, хорошо ли искусство, которое сегодня или вчера было показано в Зимнем театре, или очень плохо.

Самые острые споры вызвал фильм Сигарева «Волчок» -- сразу после просмотра многие объявили его лучшим, но немало было и тех, кто отзывался о картине едва ли не с отвращением. Это действительно очень страшная история, в которой степень сгущения ужаса превращает социальную драму в экзистенциальную трагедию. В начале фильма некая шалава, к тому же по дури неизвестно от кого забеременевшая, случайно убивает одного из своих ухажеров, получает срок и в тюрьме рожает дочь. Девочка тяжело живет с бабкой, а к ее семи годам возвращается мать, веселая, молодая, пьяная, с мужиком, которого подцепила по дороге. Дочь матери вовсе не нужна, она ее не любит, не знает, воспринимает как помеху. Зато девочка, дикая и насупленная, заочно и неистово любит мать и страстно желает взаимности. Внимательному зрителю понятно, что в семье сложилась уже традиция нелюбви; одинокие, несчастные женщины -- и бабка, и сестра матери, и сама мать -- считают себя жертвами несправедливой жизни, а детей -- обузой, но если старшие смиряются с такой долей, то мать девочки бунтует. Это стихийный бунт, в котором слова: «Я молодая. Я жить хочу!» -- лозунг, содержание которого сама бунтовщица не понимает. Настоящая жизнь представляется ей праздником. Перманентным банкетом с водкой, мужиками, нарядами, песнями. Поначалу дочь ей не особо мешает -- мать даже приносит гостинцы. Но когда надежды утрачены, внутренняя пустота, отсутствие любви и сострадания, озлобленность приводят к стремительной деградации -- ребенок, поначалу бывший лишь помехой, кажется причиной несчастий, равнодушие сменяется ненавистью... Инфантильная и глуповатая бабенка превращается в исчадие ада, а ребенок продолжает упрямо цепляться за мать, за свою неразделенную любовь... Поскольку чувствует, что без этой любви жизнь в принципе невозможна.

Несмотря на то что фильм снят невероятно качественно для дебюта, для многих зрителей сама тема оказалась невыносимой. Историю деградации увидели все, а вот мистерию любви и ее отсутствия удалось разглядеть не многим. В сущности, отсутствие любви, пустоту жизни, неумение чувствовать как трагедию переживают и персонажи большинства конкурсных картин.

Героиня фильма «Сказка про темноту» Николая Хомерики -- одинокая милиционерша, не желающая смириться с автоматизмом жизни. В исполнении Алисы Хазановой она кажется немного подмороженной, застывшей. Ее попытки познакомиться с мужчиной или заняться танцами выглядят жутковатой провокацией на фоне города, будто заколдованного, погруженного в беспамятство и бесчувственность. Достучаться до живого чувства, как выясняется, задача почти безнадежная. Режиссер обволакивает несчастливых героев облаком сочувствия, смягчая и поэтизируя окружающий их неприветливый мир, но все равно рваные раны реальности торчат в картине и там и тут.

«Сумасшедшая помощь» Бориса Хлебникова, как и картина Хомерики, снята по сценарию Александра Родионова. Тут наша небеззаботная повседневность увидена еще жестче. Бестолковый деревенский увалень (Евгений Сытый) приезжает в Москву на заработки. Его немедленно избивают, обворовывают... Вот он сидит на скамейке босой и без денег, адресов, телефона... Судьба посылает ему спасение -- в лице сумасшедшего старика (Сергей Дрейден), который приглашает бедолагу быть ему другом. Бывший инженер, одержимый желанием устранить все несправедливости в своем микрорайоне, то затеет экспедицию в утиный домик на пруду, то острижет соседку, чтобы уберечь от яда, который скапливается в волосах, то засунет в подвал, где подпольно работает швейный цех, шланг от баллона с газом, чтобы пленники подышали... Хлебников сравнил своих героев с Чебурашкой и крокодилом Геной. В определенном смысле это верно -- у несчастного и вечно спящего мужика в жестоком, скучном и мертвом мире впервые появляется не только друг, но и какой-то не слишком ему понятный высший смысл.

Умение превратить окружающий мир в кошмар -- особое свойство новых авторов. Из сценаристов прежнего кино им подошел один Александр Миндадзе -- кстати, дядя Родионова и брат одного из основателей движения новой драмы Елены Греминой... Родственные связи тут важны: участники этого сообщества -- люди одной крови, даже если реально и не родня друг другу. Сходство их фамильное.

Миндадзе написал сценарий фильма «Миннесота». Снял его Андрей Прошкин -- режиссер несколько иного плана, чем сроднившиеся на документальном жанре другие участники конкурса. Поддержанный компанией ЦПШ фильм вроде бы рассчитан на более широкую аудиторию, поскольку история двух братьев-хоккеистов, одного из которых приглашают в западный клуб, а другой от этой перспективы постепенно сходит с катушек, кажется куда более демократичной и близкой молодой аудитории. К тому же в ролях популярные Сергей Горобченко и Антон Пампушный. Но чертова реальность и здесь дает о себе знать -- она разъедает понятный вроде бы конфликт, как ржа, превращая мелодраму в нечто зыбкое, не вполне отчетливое, щемящее надсадной безнадежностью.

Мизгирев формально не входит в круг вышеперечисленных режиссеров -- он из Питера, и его дебют про приезжего провинциала, быстро смекнувшего в столице что к чему, был скорее подражанием балабановскому «Брату». Однако и Мизгирев не пошел по пути обычного жанрового кино -- его второй фильм «Бубен, барабан» рассказывает странную историю про небольшой городок, где живут неудачники -- прежде всего немолодая интеллигентная библиотекарша (Наталья Негода), которая пытается сохранить идеалы, но когда обстоятельства резко меняются, оказывается беззащитной перед одиночеством и погибает.

Драйв и натиск демонстрирует режиссерский стиль Игоря Волошина, после как бы жанровой «Нирваны» прошлого года показавшего наркотический триллер «Я» -- согласно декларации автора, историю первого поколения бесконтрольной свободы. В главной роли Артур Смолянинов, место действия -- психиатрическая больница, вместо развития сюжета психоделические картинки, много узнаваемой поколением музыки, яркое талантливое изображение и неясный месседж.

Стоит спросить, почему молодые, благополучные, реализовавшиеся, имеющие крепкие и дружные семьи, детей и друзей люди вдруг пускаются в описания одиночества, нищеты духовной и физической, тотальной нравственной пустоты. Что они видят в этой жизни и что хотят выразить унылыми городскими пейзажами и утлыми интерьерами? Зачем красавиц актрис -- от Натальи Негоды до Анны Михалковой -- превращать в бесформенные чучела и ждать от зрителей сочувствия к немногословным и печальным их спутникам?

Некоторым кажется, что дело в моде, в поветрии. Даже в отсутствии душевного труда. Но мода тут точно не при чем. Мода у нас совсем другая. На мой взгляд, в не всегда совершенной форме, но честно и без фальши новые кинематографисты пытаются предъявить свое понимание жизни, нащупать ее реальные токи, найти новый киноязык для описания реальности, в которой почти не осталось опоры для человека. Они фиксируют ущербность того состояния общества, которое сегодня кажется обычным, и практически каждому из них, для точки опоры, нужно немного сдвинуть реальность, отстранить ее, сделать слегка чужой, но и тогда она видится невыносимой. Авторы новых драм ощущают отсутствие нормы в современном нам мире как тотальную катастрофу. Беспощадность этого взгляда выносить трудно. И фильмы вызывают отторжение у многих, даже профессиональных, насмотренных и искушенных, зрителей.

Совсем мало надежды на успех этих картин в прокате, хотя прокат у них будет -- компания «Новые люди» взялась за это почти безнадежное дело. Безнадежное, потому что сегодня интереса к реальной жизни и ее настоящим проблемам практически нет. И даже наоборот -- спрос совсем на другое.

Главный конфликт нынешнего «Кинотавра» -- расхождение между ожиданием публики и предложением кинематографистов. И то сказать, реальность, бережно перенесенная на экран, со всеми ее нелицеприятными признаками: все эти замурзанные провинциальные города, убогие интерьеры, мятые, не свежие лица, которыми метят кино нового документального стиля, -- легко узнаваема, но тем и раздражает. Чем больше режиссеры углубляются в мир своих героев, маленьких, незаметных и даже совсем нехороших людей, тем мучительнее зрителю, который уже заранее устал от созерцания хорошо ему знакомого пространства.

Вот взять, к примеру, город Сочи... Не очень благополучный, скажем прямо, город, в котором полно проблем. В нем плохие дороги, старые коммуникации, не хватает жилья, много нищеты... Но зато построены новые набережные, где туриста от моря надежно отгораживают рестораны, увитые искусственными гирляндами, тенты, занавески и прочие дизайнерские ухищрения, а от города защищают рекламные щиты с ободряющими надписями: «Море счастья каждый день!», «Беззаботная повседневность!» и предложениями купить апартаменты в зданиях с заманчивыми названиями вроде «Миллениум Тауэр». То есть Сочи, курортный город, завлекающий к себе отдыхающих со всей страны, демонстрирует, что наиболее востребованный сегодня продукт -- мечта о красивой жизни, воплощенная, увы, не старинной благородной подлинностью, а дешевым турецким евроремонтом. Кипучая деятельность по реализации перманентного праздника создает искусственный образ города, готового отдаться потребителю. За туристом охотятся, заманивают, соблазняют «эксклюзивным брендовым парфюмом» всех видов, и интенсивность зазыва свидетельствует: наш гражданин от досуга требует исключительно стилизованной под роскошь иллюзии. Потому-то хозяева выставленных для продажи увеселений так стараются все улучшить: естественную зелень -- искусственной подсветкой, натуральный камень -- синтетическим ковриком, а плеск волн заглушить музыкой.

Наш идеал -- видимость, уберегающая от травмирующей живой жизни. И уж точно никто не жаждет пощекотать себе нервы историями про свихнувшихся пенсионеров и дурковатых гастарбайтеров, одиноких музейных работников, нервических милиционерш, запойных мамаш, истерических бабушек и немолодых библиотекарш. Да еще режиссеры каждый раз так и норовят зрителя ткнуть носом в родимую грязь, подчеркнуть все щербины, морщины и трещины, из каждого мента сделать прирожденного садиста, а речь персонажей обильно усеять нецензурными словами.

Вопрос о том, зачем авторам «новой волны» непременно нужно воспроизводить мир подчеркнуто непривлекательный и бедный, заключается именно в этом противостоянии -- потребность зрителя закрыть глаза и видеть золотые сны неминуемо приводит к возникновению другого полюса, где неблагополучие и ущербность, изгнанные из мира гламура, играют роль противовеса. Интереснее другое: что именно обнаруживают в нашем современном мире его исследователи?

Прежде всего пустоту. Незаполненность. Синонимов можно найти много, однако все они относятся к главному содержанию современной жизни. Вернее, к отсутствию подлинного содержания. Потому герои столь одиноки и неприкаянны. Потому главным дефицитом становится любовь, которой алчут, но не находят. Это, в сущности, приговор.

Понятно, почему публика столь рьяно отказывается его принять, загораживаясь картонным раем потребления и подражания. Уж очень серьезные выводы придется сделать, если вместе с авторами этих фильмов вглядеться в свою жизнь. Лучше зажмуриться и ждать справедливых цен на нефть.