Крупнейший смотр достижений художественного хозяйства мира -- Венецианская биеннале, как всегда, пленила и увлекла в круговерть сотен событий, восхитительных и не очень. Куратор Даниэль Бирнбаум для основных программ форума придумал тему Fare Mondi -- «Создавая миры». Он предложил отдохнуть от модных в левоориентированном артсообществе тем, связанных с социальной проблематикой, жизнью локальных групп (сформированных по этническому, религиозному, культурному принципу), и перевел стрелки на проблему ценности личностного, радикально субъективного художественного высказывания. Сформировалось интересное пространство -- условно говоря, территория неопластицизма, новой неангажированной пластической искренности, причудливо сопряженной с азартными поисками возможности реабилитации языка концептуального искусства. Концептуализм и его вечный оппонент формализм вдруг оказались в ситуации «два сапога пара». О том, что из этого вышло, поговорим позже.

Сейчас о главном для нас, о российском павильоне, экспозиция которого, организованная -- при поддержке Novatek, MasterCard, KMB Bank, ZAO Banca Intesa, фонда Михаила Прохорова, ЦУМа, «Сноба», «Аэрофлота» -- куратором Ольгой Свибловой и комиссаром Василием Церетели, названа «Победа над будущим». Как видно из перечня меценатов, средства на очень недешевую экспозицию собирали всем миром. На открытие весь мир был приглашен. Открывали павильон министр культуры Александр Авдеев и все главные начальники российской культуры. Так что стало ясно: художественный процесс для России сегодня не менее важен и престижен, чем футбол, хоккей и Мариинский театр. Отрадно.

По своему идеологическому месседжу наша выставка вполне вписывается в главную тему биеннале «Создавая миры». Высказывание каждого из семи участников принципиально субъективно. Никакой дух коллективизма не витает, что удачно срежиссировано художником экспозиции Катей Бочавар. С помощью высоких стен и точно выставленного света она разделила двухэтажное пространство на отдельные замкнутые компартименты. Экспозиция стала музеем семи очень разных художников. Можно сказать, Свиблова и Церетели выбрали жанр концерта: зрителям дано почувствовать дух свободного творческого соревнования солистов. Оркестровым аккомпанементом стала придуманная кураторами тема. И сама она, и ее разные решения, по-моему, поддерживают обозначенный многими проектами биеннале парадоксальный тренд: пластическое проживание идей неоконцептуализма. «Победа над будущим» -- это уже вроде как тянитолкай: референтами выступают с одной стороны опера-манифест русского авангарда «Победа над солнцем», где засветились Малевич, Крученых, Матюшин с их новой сборно-разборной супрематической моделью мира (вот он, агрессивный пластицизм), с другой -- пессимистические приключения языка концептуализма, блокирующие ражее формалистическое веселье авангардистов унылой семиотической антиутопией (победа-то ведь над будущим!).

Большинство проектов талантливо этого модного сегодня в мировом художественном процессе тянитолкая представили. Павел Пепперштейн сделал все просто образцово-показательно: футуристические миры русского супрематизма прокомментировал (и словесно, и пластически) языком московского концептуализма. Вышло захватывающе увлекательно и поучительно. Все картинки-акварельки Пепперштейна спрятаны в светящиеся боксы в черной-черной стене, и возникает правильное в данном случае ощущение, что ходишь внутри то ли кабинета с драгоценными артефактами, то ли канцелярии-архива, типичного в экспозиционном решении в среде концептуалистов (от группы Art&Language до Вадима Захарова).

Рядом с черным кубом Пепперштейна инсталляция «Жизнь художника, или Муки творчества» Георгия Острецова. Населенная двигающимися призраками-манекенами, похожая на забитый всякой рухлядью дачный сарай «комната ужасов» выглядит так, как если бы миры Пивоварова или Кабакова вышли из-под разумного контроля творцов. Художник оказался пленником собственной шизофренической лаборатории. Инсталляция понравилась еще и тем, что втягивает посетителя в себя по всем законам хорошего театра. Двигающие картины передвижников по стенам руки-автоматы и сидящий за столом, рисующий круги на бумаге кукольный Острецов волшебным способом ассоциируются с атмосферой венецианских чудес прошлого, театром марионеток и превращениями сказок Гоцци.

Экспозиция второго, главного этажа открывается парафразом заявленного сюжета «концептуальный пессимизм на тему футуризма». Анатолий Журавлев развесил много-много стеклянных шариков с запаянными в них портретами тех, кто в XX веке изменил мир: от Эйнштейна до Обамы. Мир, явленный самим художником, антиутопичен: он дискретен и холоден, все герои вмерзли в свои маленькие льдинки -- общения нет.

В перспективе от комнаты Журавлева видна фреска Алексея Каллимы «Теорема дождя». Тоже интересный тянитолкайский сюжет. По коридору ты попадаешь в подобный амфитеатру зал. Оказывается, это центр стадиона. На стенах темно-синие фрески с галдящими футбольными фанами. Благодаря трансляции звуков слышен нарастающий гул игры. Нарисованные в мощной стилистике советских экспрессионистов и фоторабот Родченко фрески завораживают каким-то сновидческим, истонченным мерцанием. Вдруг в один момент врубаются мощные лампы, и все исчезает, видны только голые белые стены. Живопись Каллимы фантомна, живет лишь в темноте, ибо выполнена флуоресцентными красками. Максимально интенсивное пластическое переживание образов зыбких, ускользающих от осязаемого, щупающего форму глаза, утверждает фантазию высшим арбитром правды: снова эскапизм versus футуризм.

Столь же интенсивно парадоксы умозрительного пластицизма инсталлированы в работе Ирины Кориной «Фонтан». Она сделана в зале, что выходит на балкон с видом на венецианскую лагуну совершенной красоты. В отличие от природных вод венецийской лагуны вода Кориной -- это суггестивные комплексы жителя постсоветской страны. Скульптура напоминает отяжелевшие хмельные гроздья лепных декораций ВДНХ. Струи фонтана сделаны из самоклеящихся узорчатых пленок, что продаются на оптовых строительных рынках. Из фонтана торчат клетки -- комнаты. Над фонтаном горит гирлянда цветных лампочек среднестатистического ПКиО. Получилось, что фонтан, несмотря на брутальную пластическую мощь, -- та же умозрительная конструкция сознания маленького человека, что и «комнаты» Ильи Кабакова.

В заданное музейное сообщество труднее всех вписать живущего во Франции Андрея Молодкина. Он сделал похожие на сувениры из Мурано стеклянные скульптуры -- реплики Ники Самофракийской. На экране три проекции этих скульптур. В прозрачных «Никах» циркулируют кровь и нефть. Вот, собственно, и все. Для формального высказывания это, на мой взгляд, вяло и анемично, а для концептуального, наоборот, слишком пафосно, потому тупо.

Седьмой художник, Сергей Шеховцов, инсталлировал свою скульптуру прямо на фасаде российского павильона. Красивейший мотоцикл будто пробивает стену и врезается в пространство Джардини, где стоят павильоны биеннале. Это мастерски сработанная пластическая иллюзия: мотоцикл и куски разбитой стены выполнены из поролона и смонтированы на приставленной к павильону фальшстене. Сотканный из воздушных пузырьков поролона всегда летящий в режиме стоп-кадра мотоцикл -- удачная кода того царства пластического и концептуального тянитолкайства, что определило экспозицию российского павильона.