Критики, видевшие новый спектакль знаменитого французского «лошадника» Бартабаса на Авиньонском фестивале, где последние годы играют каждую премьеру театра «Зингаро», скептически хмыкали: «Попса, не то что раньше». Теперь это можно проверить: в парке «Коломенское» раскинул шатры «Зингаро» со своим новым спектаклем «Баттута» на цыганские темы.

В последние годы не только авиньонские завсегдатаи, но и московские театралы имели шанс увидеть театр, где кроме актеров, циркачей и танцовщиков играют почти 40 лошадей (и все они поименно указаны в программке). Чеховский фестиваль дважды привозил в столицу шоу Бартабаса: на театральной Олимпиаде 2001 года самым дорогостоящим проектом был «Триптих» -- модерн данс с лошадьми на музыку Стравинского и Булеза, а в 2003-м мы увидели мировую премьеру «Коней ветра» -- экзотическое, тягучее и стильное действо, идущее под пение тибетских монахов. Конечно, если сравнивать с этими спектаклями или, например, с эстетским, почти монохромным «Затмением» на корейские темы, то развеселая, пестрая, клоунская «Баттута» (то есть по-итальянски «шутка») кажется уж слишком простецкой. С другой стороны, ведь именно с таких шуток уличный циркач, взявший эффектный псевдоним Бартабас, когда-то и начинал, придя в Авиньон в сопровождении лошади и крысы. Да и потом, когда делал кабаретные представления с цыганскими мотивами, втягивая хохочущих зрителей в игру, где кроме лошадей участвовали ослы, гуси, утки и прочие обитатели скотного двора.

На первый взгляд «Баттута» больше, чем любой другой современный спектакль Бартабаса, похож на классический цирк: яркие цвета, бешеный темп, все несется кругом и кругом по арене под громкую музыку двух оркестров -- духовиков из Молдавии и скрипачей из Трансильвании. Выездка и джигитовка, клоунада с артистом, наряженным медведем, вылезающим прямо в зал, подсадка (зрительница из первого ряда, у которой вор-цыган на лошади выхватил сумочку, перемахнув через перила, бежит за ним вслед), наездник-клоун, устраивающий стриптиз во время скачки с киданием одежды в зал, и все остальные признаки цирка -- на месте. И все же судить по цирковым законам это представление также не надо, как и прежние. Ведь тут дело не в самих трюках -- в них нет ничего экстраординарного, и всякий любитель цирка скажет, что наши джигиты Кантемировы исполняли номера куда сложнее и изобретательнее. Дело в том, что это действительно театр, который завораживает и захватывает больше картинками, ритмом, драматургией действия, чем формальными умениями.

Спектакль начинается в полутьме под негромкие скрипки: из-под купола синим светящимся столбом льется вода, рядом фыркают спокойные лошади, горит свет в стоящей сбоку драной кибитке и расхаживают женщины в цветастых платках и юбках. Тут грянули трубы, зажегся свет, водопад стал золотым, заплясали цыгане, и понеслись по арене кони с молодыми чернокудрыми красавцами. Дальше все так и будет: в бешеном темпе станут накручивать круги всадники, танцуя на своих конях, пересаживаясь на скаку с одного на другого и вновь уносясь.

Скачки складываются в мини-сюжеты: вот за бойкой девчонкой принеслись жених с другом, она перескакивает со своего коня к ним, но тут бросается в погоню отец с дико торчащей во все стороны бородой, он машет кнутом и возвращает дочь, но парни не отступают. Вот целая толпа всадников с вилами и метлами тщетно пытается догнать другого молодца, умыкнувшего томную девицу. А вот мчатся одна за другой повозки, запряженные лошадьми. В одной груда телевизоров, за ней гора ящиков с гусями, в третьей несущейся повозке семейство пьет чай за столом, в четвертой расположилась кровать с красоткой, к которой залез медведь. Вот дуются картежники, вот человек едет в ванне, самозабвенно растирая себя щеткой и заливая из дырявого душа первые ряды зрителей, вот на колесах идет разделка свиной туши, а вот нарезает круги гроб с усатым покойником в сопровождении веселой процессии. Все мчится друг за другом под грохот цыганских оркестров (эдакий театральный парафраз Кустурицы) и уносится в ворота шатра. Лишь иногда бешеный галоп спектакля притормаживает, и на сцену выезжает всадница-невеста с длинной фатой, конец которой плавно летит по воздуху на воздушных шарах.

Восточноевропейские цыгане в мышиных костюмах молдавских колхозников и средиземноморские -- пестрые, как попугаи, в оранжевых пиджаках и зеленых жилетках, все галдят и актерствуют перед зрителями. Трубачи, когда не играют, тоже шумят, ругаются с наездниками и машут на них шляпами, публика, в которой много детей, тоже галдит, возбужденная, и очень радуется. А уж когда на поклоны из ворот вдруг влетает верхом на осле сам Бартабас в зебровом костюме и что-то восторженно и яростно вопит, публика, не желая больше сдерживаться, вскакивает и вопит вместе с ним. И никто не считает сложность и количество трюков, главное -- драйв и хорошее настроение. И когда толпа вываливается из шатров, в «Коломенском» еще совсем светло, а мальчишки, которые гуляли рядом, смотрят на людей завистливо и говорят друг другу: «Они там представление смотрели с конями. Везуха, да?»