Вчера в Канне прошла премьера «Белой ленты» австрийца Михаэля Ханеке. На мой взгляд, это лучшая картина в конкурсе этого года из тех, что продолжают традиции европейского авторского кино. А ведь именно это кино и является rasion d'etre Каннского фестиваля на протяжении всей его истории. Не будем забывать и о том, что председатель жюри Изабелль Юппер лучшую из зрелых своих ролей сыграла именно у Ханеке в «Пианистке» и получила за нее актерскую «Пальмовую ветвь». Так что сочувственное и пристальное внимание Ханеке гарантировано, а там и до приза недалеко. Возможно, главного.

Маленькая протестантская деревушка на севере Германии, канун начала первой мировой войны. Большинство населения трудится на полевых работах у Барона (Ульрих Тукур); селяне дружно гуляют на празднике урожая; в местной церкви под руководством школьного учителя (Кристиан Фридель) репетирует детский хор... Словом, полная идиллия образца 1914 года. Но Ханеке, моралиста и истового пророка по темпераменту, идиллии не интересуют. Раз за разом в деревне начинают происходить странные и жестокие происшествия. То лошадь доктора (Райнер Рок) споткнется о натянутую кем-то проволоку, то сына Барона кто-то похитит, привяжет в лесу к дереву и высечет до полусмерти. Что это -- наказания за грехи? Ведь доктор потихоньку растлевает собственную дочь, а Барон косвенно виноват в несчастном случае, происшедшем на лесопилке. Но тогда почему кто-то выкалывает глаза несчастному слабоумному пареньку? Может быть, потому, что дети должны платить за грехи отцов до четвертого колена?

Кажется, что вопросов больше, чем ответов. Но на самом деле в фильме практически все ясно с самого начала. С детьми что-то не так. В самом начале фильма школьный учитель видит, как мальчик идет по перилам моста через глубокий овраг. Обычная шалость? Так уже не кажется, когда тот в ответ на расспросы и упреки серьезно объясняет: «Я дал Богу шанс убить себя, но он этого не захотел. Значит, он хочет, чтобы я жил». Мальчик -- сын местного пастора (Бургхарт Клауснер), продукт строгого протестантского воспитания. По ночам руки его привязывают к кровати, чтобы не предавался подростковым грехам. Днем детям повязывают белые ленты (отсюда и название), чтобы не забывали о чистоте и непорочности.

В общем, детство -- это возмездие. Кажется, фильм выруливает на привычную дорожку триллера о детях-злодеях (вот и у нас «Юленьку» недавно сняли), а в конце нас ждет какое-нибудь сенсационное разоблачение с сатанинской сектой, тайными ритуалами и проч. И тут Ханеке делает умный ход, уже примененный им в «Забавных играх». Он заманивает нас в жанровую структуру и бросает на полдороге, без ключей и разгадок. Конечно, было бы удобно и приятно, если бы дети оказались злобными уродцами. Но нет, история рассказана от лица школьного учителя, а ему мало что известно. Никаких доказательств, признаний, разоблачений -- только загадочное бегство нескольких людей из деревни и известие об убийстве эрцгерцога Фердинанда. Лишь однажды мы увидим, как один подросток сбросит малыша в реку, а другой его вытащит.

Фильм снят с последним аскетизмом, вызывающим воспоминания о Робере Брессоне. Начальные титры, белые на черном фоне, идут в оглушительной тишине. Никакой музыки, кроме той, что звучит в кадре. Изображение черно-белое и очень жесткое, без пластичной игры света и тени. Кажется, его цифровая природа намеренно подчеркнута (а не замаскирована «под кино», как это обычно бывает), чтобы придать «картинке» большую документальность, если не натуралистичность. Поначалу во всем этом чувствуется некий холодок формализма, но и здесь Ханеке удается избежать тупиков авторского кино. Рассказ школьного учителя, его закадровый комментарий, его история сватовства к девушке из соседней деревни подаются с таким спокойным простодушием и искренностью, что вся претенциозность мгновенно улетучивается, и в фильме правит простота, достойная Брессона и Бергмана. При этом отдельные сцены, вроде бы не имеющие отношения к сюжету, поражают своей жестокостью, но не телесной, как в «Пианистке», где Юппер кромсала себя бритвой, а словесной, психологической. Такова сцена объяснения доктора со своей немолодой сожительницей (Сюзанна Лотар), которая жертвует для него всем и цепляется за него как за единственного мужчину своей жизни: «Ты мне отвратительна. Ты некрасива, неопрятна и у тебя плохо пахнет изо рта. Я пытался представлять себе другую женщину, когда я с тобой, но в конце все равно ты оказываешься рядом, и меня блевать тянет. Уж лучше бы я трахнул корову». И все это спокойным, деловитым тоном.

И кто после этого во всем виноват? Во всем, в смысле ВО ВСЕМ -- войне, фашизме, двадцатом веке? Моралист Ханеке не дает ответов, и даже в пресс-релизе нет традиционных режиссерских пояснений и интервью. И все это для того, чтобы переключить наше внимание с обвинительного уклона на аналитический. Когда рушится мир, первое, что мы теряем, -- это дети. Мы перестаем понимать их, наши «воспитательные меры» порождают чудовищ неизвестных доселе разновидностей. Именно поэтому ни школьный учитель, ни зрители так и не узнают о том, что конкретно замышляли деревенские пай-мальчики и девочки. Контакт уже потерян, примирение невозможно.

А ведь дети еще и вырастают. И к 33-му году будут в самом расцвете сил.