Анатолий Праудин поставил не чеховскую «Даму с собачкой», а пьесу Натальи Скороход. Это не инсценировка -- именно отдельная пьеса, с массой новых персонажей, с иными совсем интонациями в тексте. Можно сказать -- вариации на тему; можно сказать -- фанфикшн; но авторы клянутся в верности Антону Павловичу -- то ли лукавят, то ли сами в это верят. Члены экспертного совета «Золотой маски» поверили то ли им, то ли в них -- и «Даму с собачкой» выдвинули на национальную премию в номинациях «Лучший спектакль малой формы», «Лучшая женская роль» (Александра Куликова), «Лучшая мужская роль» (Василий Реутов), «Лучшая работа режиссера» (Анатолий Праудин), «Лучшая работа художника» (Александр Орлов).

Рассказ Чехова о мужчине и женщине, что влюбились друг в друга на ялтинском курорте, сосредоточен именно на двух этих людях. О мужчине говорится больше, о женщине меньше, но пространство вокруг них замкнуто, как и бывает на самом деле, когда два человека находят друг друга. Окружающий мир есть -- и в то же время его нет, существование мужей, жен и обязательств перед обществом отталкивается на задний план. А в спектакле Праудина героям про этот самый мир не дают забыть ни на минутку -- и все же герои его отбрасывают. Усилен мотив противостояния.

Сцена с трех сторон огорожена белесым деревянным забором с шатающимися досками, в правом углу куча зелено-глянцевых арбузов. В тексте -- осень, но Праудин рисует отъявленную летнюю жару -- этот белый свет на досках, герои отмахиваются от невидимых мух. С самого начала Гуров (Василий Реутов) на сцене не один -- появившуюся, по слухам, на набережной даму с собачкой (Александра Куликова) он обсуждает с пожилым увальнем г-ном Смирновым (Леонид Неведомский) и бодрым молодым человеком, собирающимся жениться, г-ном Ивановым (Руслан Барабанов). Два эти персонажа пройдут рядом с главной парой рассказа сквозь весь спектакль -- отчеркивая центральную историю историями своими собственными (частично изобретенными Скороход, частично взятыми из ранних рассказов Чехова).

Праудин по-прежнему легко придумывает мгновенные картинки, отмечающие самые важные повороты сюжета: замечательно сделана «постельная» сцена, в которой и постели-то никакой нет. Две поставленные друг против друга вокзальные тележки, на которых прижались друг к другу и отстранились герои, а рабочие сцены выплеснули на них по ведру воды -- одновременно непрочность, нежность, изнеможение. (Потом эти же тележки замечательно обозначают вокзал в момент отъезда героини -- Гуров стоит на одной железяке, его возлюбленная на другой, и прежде чем разъехаться, эти тележки стукаются друг о друга, ровно как вагоны в первый момент движения.) Но во втором действии страсть режиссера к картинке начинает побеждать здравый смысл: жену героя (Татьяна Аптикеева), догадавшуюся об измене, он облачает в наряд Чио-Чио-сан -- кимоно, выкрашенное белилами личико. Впрочем, дело не только в картинке: во втором действии Скороход и Праудин дают волю своему пристрастию к мелкой чертовщине, не раз появлявшейся у них в спектаклях.

На мой взгляд, нет русского писателя менее «демонического», чем Чехов, но это авторов не смущает. Отправляющийся в город С. на свидание к своей курортной знакомице Гуров в вагоне беседует с призраком г-на Смирнова -- тот убеждает его не ехать. Когда же возлюбленная навещает героя в Москве -- в городе происходит чудовищная, морочащая героя буря, и он никак не может добраться до «Славянского базара», оказываясь все в каких-то других местах. В этой буре он встречает находящегося в глухой истерике г-на Иванова и выясняет, что молодая жена того умерла по дороге в Венецию. Снег, смерть, Венеция, японская маска обманутой жены -- запредельные температуры для «Дамы с собачкой». По маленькому чеховскому рассказу гуляет Гоголь, беседует с Достоевским и перекликается с Булгаковым; история такого напряжения не выдерживает.

В финале герои сидят рядышком, и женщина все пытается выяснить у мужчины, как они будут дальше жить. «Как?» -- произносится много раз подряд, сначала отчаянно, а потом уже беззаботно-счастливым голосом. Ответ «Придумаем что-нибудь» принимается как удовлетворительный. Ну вот так и будут -- среди метелей и романтических страстей, которых терпеть не мог Чехов.