В Национальный антитеррористический комитет России поступило предложение официально прекратить проведение контртеррористической операции в Чечне. Если это решение будет принято, вторая чеченская война, начатая в сентябре 1999 года, получит официальную дату окончания. На сегодняшний день такая формальная точка в конце этой трагической истории не поставлена, хотя в самой Чечне произошли с тех пор колоссальные изменения. Вместе с делегацией думского комитета по безопасности, который в среду провел в чеченской столице свое выездное заседание, в Грозном побывал обозреватель «Времени новостей» Иван СУХОВ.Самолет летит над равниной, пока далеко на горизонте не покажется длинная белоснежная линия Большого Кавказского хребта. Потом остается справа сверкающий купол Эльбруса, и скоро далеко внизу, как в Google, можно разглядеть игрушечную суннитскую мечеть Владикавказа, и озерцо на краю Назрани. А также складку Сунженского хребта, с которой съезжает в гущу Грозного длинное Старопромысловское шоссе со сверкающими новыми кровлями отреставрированных пятиэтажек и спешащими в обе стороны машинами. За какие-то десять минут самолет проносится над полями и селами Пригородного района, которые 16 с половиной лет назад стали причиной конфликта осетин и ингушей. Над Орджоникидзевской, где девять лет назад выросли огромные палаточные лагеря беженцев из Чечни, над дорогами, по которым в одну сторону тянулись беженцы, а в другую -- танки и бэтээры. С высоты не видно, как эти события перепахали человеческие жизни. Зато видно, как здесь все рядом, какая это щедрая и красивая земля, и как бы на ней можно было хорошо жить.
Гражданские самолеты летают в Грозный уже больше года. В аэропорту есть ресторан, гостиница, VIP-зал с зимним садом и даже ларьки с сувенирами, в которых можно купить магниты с достопримечательностями. Из достопримечательностей -- новая мечеть и президент Рамзан Кадыров. Слово «Грозный» под его портретом на сувенирном магните выглядит как подпись к фотографии.
Аэропорт Грозного забрал часть пассажиропотока из Ингушетии. Ингушский аэропорт построили в 2001 году: в Чечне творился такой ад, что никто и подумать не мог о возвращении туда пассажирской авиации. Чеченцы летали через Ингушетию, и аэропорт хотели сделать международным. Теперь Рамзан Кадыров хочет сделать международным аэропорт Грозного. Но для этого есть существенное препятствие: Чечня -- зона контртеррористической операции, и в числе существующих ограничений есть таможенные. Чеченские правозащитники говорят, что россиянин с чеченской пропиской даже иномарку растаможить не может, что воспринимается как дискриминация. Президент Чечни надеется, что режим контртеррористической операции будет наконец снят к концу марта. Судя по вчерашнему шквалу комментариев, многие в Москве «за». Но есть и те, кто «против».
Может, для того и пригласили думскую делегацию, чтобы депутаты своими глазами увидели чеченский мир. Это трудно сделать, если промчаться в президентском кортеже из аэропорта в правительство и еще немножко по главной улице, провести заседание, пообедать в ресторане и снова унестись в аэропорт. Но и в таком темпе изменения невозможно не заметить. Когда после гибели президента Ахмат-хаджи Кадырова в разрушенный Грозный, который восстанавливали к тому моменту четыре года, но так и не сдвинулись с мертвой точки, приехала делегация под руководством главы Минэкономики Германа Грефа, у одной из «Волг» кортежа на выбоине чуть не отвалился задний мост. Да и о ресторанах, куда не стыдно было бы вести федеральную делегацию, никто не мечтал.
Сейчас на здании аэропорта -- огромный улыбающийся Рамзан Кадыров с букетом цветов и слоганом: «Счастье -- в служении народу». Справа от него цитата его отца: «Мое оружие -- правда, и перед ним бессильна любая армия». Слева цитата Рамзана: «Единственное выражение патриотизма -- поступок».
Совсем недавно город, в котором жила четверть республики, был безлюдной заминированной кучей обгорелого железобетонного мусора. Поступок Кадырова -- это асфальтированные улицы, новенькие кровли и облицовка многоэтажек, бульвар, на котором стоят лавочки, а на лавочках беседуют старики. Еще, конечно, были саперы, которые месяцами вынимали из развалин «эхо войны», и были строители, годами строившие в долг, в три смены, днем и ночью. Но пока за восстановление не взялся нынешний президент республики, все поступки сводились к словам о безграничном чеченском воровстве. Деньги на строительство выделялись теми, чья репутация была не в пример лучше чеченской. Но средства исчезали, по большей части не доходя до Чечни.
Теперь в центре города, где был пыльный пустырь на месте взорванного Дома правительства, стоит великолепная мечеть, которую можно считать достопримечательностью. Напротив мечети турки роют котлован под 45-этажный деловой центр. На заборе стройки плакат: «Извиняемся перед уважаемым чеченским народом за причиненные строительством неудобства». Таких домов, как на проспекте Путина, нет больше нигде в радиусе 200 км. Они восстановлены по старым эскизам. А в войну от них оставались одни углы.
Депутатов привезли возложить цветы к памятнику Ахмат-хаджи, а потом на экскурсию в мечеть. Им показывали центральную люстру, аллегорически изображающую Каабу, и люстры поменьше в виде зеленого купола мечети в Медине и золотого купола мечети Аль-Акса в Иерусалиме. И еще открытый двор с галереей, где знающие Коран люди могут толковать его другим. Потом депутатов фотографировали на фоне мечети. Как раз зазвучал усиленный динамиками полуденный азан, и депутатов так и оставили стоять, пока усиленная динамиками хвала Всевышнему возносилась вдоль четырех 65-метровых минаретов в огромное ярко-синее небо.
Потом приехали в правительство -- туда, где раньше внутри укрепленного периметра ютились два убогих административных корпуса и времянки для чиновников, которым негде жить. Теперь внутри периметра респектабельная пятиэтажка администрации с полированными вывесками, мраморными лестницами и залом совещаний не хуже, чем в московской мэрии.
В зале толпились, обнимались и рассаживались главы районов, министры республики, депутаты ее парламента и руководители федеральных силовых структур. Руководители были в камуфляжной форме и своими как на подбор тяжеловесными фигурами контрастировали с подтянутыми чеченскими милиционерами. Милиционеры были в охране кортежа и вообще по всему городу. Многие из них были в бородах, и все -- с «калашниковыми» и «стечкиными». Но почему-то было ясно, что эта милиция работает эффективнее, чем та, в которой робкие призывники в заношенных формах или упитанные взяточники. Может, вся эта система -- с бородатыми милиционерами, носящимися с запредельной скоростью кортежами из дорогущих иномарок темного происхождения, с портретами в три этажа и слухами о частных тюрьмах -- и не отвечает европейским стандартам демократии, будучи основана на средневековых адатах, но она явно работает. А те, кто должен предлагать взамен какую-то другую работающую систему, до сих пор думают, что в Чечне война.
В президиуме по правую руку от Кадырова сели председатель комитета Госдумы по безопасности Владимир Васильев и вице-спикер Александр Бабаков, а по левую -- спикер чеченского парламента Дукваха Абдурахманов и депутат Госдумы от Чечни Адам Делимханов. Г-н Васильев вежливо похвалил строительство и нашел положительным, что все больше молодежи ходит, как он выразился, «в церковь». Затем выяснилось, что российские политики не очень склонны считать правду своим оружием, но иногда ее говорят. Напомнив собравшимся о том, как республика «стала объектом прямой агрессии со стороны международного терроризма», и о том, как в ней нашлись «здоровые силы», г-н Васильев сообщил: «Нас жестоко критиковали за проведение референдума (23 марта 2003 года была принята нынешняя конституция Чечни. --
Ред.) и выборов, за то, что они проводились в недостаточно демократических условиях. Да, так оно и было. Но последующие события показали, что мы были на правильном пути».
Теперь, сказал депутат, Чечня накопила положительный опыт антитеррористической борьбы, который неплохо было бы использовать и в других регионах. Ведь преступлений экстремистской направленности стало больше, потому что российские законодатели криминализовали и объявили экстремизмом многие деяния, которые раньше таковыми не считались.
Президент Чечни счел нужным напомнить гостям о некоторых вещах: «Чеченцы абсолютно не виноваты в этой войне и в том, что в 1999--2000 годах российские политики объявили нас врагами. Чеченский народ оказался в заложниках, а политики говорили не о том, что происходило, а о том, что они хотели бы видеть. Мы помним время, когда военные не считались с нами точно так же, как до этого не считались Басаев и Хаттаб». Но шесть лет назад чеченцы, по словам президента, сделали свой выбор на референдуме. Они хотят мира, стабильности и возможности добиваться в России успехов на ниве спорта, образования и предпринимательства.
Президент Чечни ответил на упреки в том, что силовые структуры его республики в значительной мере состоят из вчерашних боевиков, которые после амнистии просто превратились в боевиков «в законе». «Такого не может быть», -- заверил он и в подтверждение попросил встать капитана милиции Магомеда Даудова, Героя России и начальника райотдела милиции в Шали. Встал здоровенный молодой парень с аккуратной бородой и в аккуратном камуфляже, который был полевым командиром и эмиром, пока не пришел на службу в милицию. «Они самые боеспособные, и на миллион процентов нет сомнений, что они любят свою родину», -- сказал президент.
Вообще борьба с терроризмом, по словам Рамзана Кадырова, в нынешней Чечне отошла на двадцатое место, а на первых -- экономические вопросы и вопросы нравственности. Президент предложил гостям поговорить в Москве насчет пятого национального проекта, который бы специально был посвящен духовному и нравственному воспитанию. «У России есть беды гораздо больше экстремизма, -- сказал президент. -- Это алкоголизм, проституция, наркомания, игорный бизнес. Если мы с этим не будем бороться, то через пять лет не сможем защитить безопасность страны. Женщины становятся мужчинами, мужчины -- женщинами, а в это время из 1000 российских детей 300 не знает, кто их отец». Между прочим, на сей счет трудно спорить с президентом республики, в которой рекордная рождаемость, а в сиротских приютах оказываются в основном русские. Потому что у русских совсем другие представления о семье, чем у чеченцев, для которых бросить ребенка или старика немыслимо, даже если он, что называется, «седьмая вода».
«Давайте будем воспитывать наших детей, как нас воспитывали наши деды и отцы», -- предложил президент Чечни. Напоследок он
неодобрительно высказался насчет освобождения полковника Буданова и выразил надежду, что ответственность за совершенные в Чечне преступления понесут и другие российские военные.
Спикер Духкваха Абдурахманов посетовал на изобилие фильмов, в которых чеченцев изображают кровожадными дикарями, способными продавать собственных детей в обмен на ящик патронов. Президент Кадыров явно хотел дать понять гостям, как нелегко быть лояльным гражданином в стране, где по национальным каналам все время объясняют, что ты хищный зверь и враг: «Я президент, но я бы тоже ушел в лес, чтобы бороться с теми, кто это показывает».
Ни одной цифры на этом выездном заседании озвучено не было. Зато помимо «пятого национального проекта» чеченские власти предложили концепцию «несиловых методов противостояния религиозному экстремизму». Чтобы экстремистам их неправоту объясняли словом имамы и журналисты, а не силовики -- пулями и пытками. Начальник УФСБ по Чечне, сидевший, как и положено, в гражданском костюме рядом со своими камуфлированными коллегами-федералами, успокоил гостей, сообщив: «Мы не собираемся отказываться от силовых методов борьбы». Но и УФСБ, оказывается, поддерживает «поступательный переход от применения оружия к использованию силы слова и убеждения».
У федеральных депутатов нашелся, в сущности, только один вопрос: полностью ли финансируется борьба с террористами в условиях кризиса? Начальник УФСБ и президент Чечни заверили их, что да. А президент, посмеиваясь, намекнул: хорошо бы, чтобы то же самое можно было сказать и об экономике. После этого президент наградил Васильева и Бабакова медалями за заслуги перед Чечней, и они вышли к журналистам. Тут президент Кадыров сказал, что к концу марта, возможно, будет объявлено об окончании контртеррористической операции, и стал отвечать, сколько боевиков осталось в республике. По данным регионального оперативного штаба выходило 480 человек, а по подсчетам самого президента -- человек 50--70. «Доку Умаров остался без чеченцев, -- сказал президент. -- Народ забыл и проклял его. Когда он объявил свой эмират, он продал тех, кто воевал за независимость».
50 или даже 100 человек из тех, кто все еще воюет, через месяц, по словам президента, будут дома -- особенно после того, как по телевизору показали его четырехчасовую беседу со сдавшимися полевыми командирами. Президент снова говорил о своих телефонных беседах с Ахмедом Закаевым и другими «ичкерийцами» на Западе: «Они все согласны с тем, что мы делаем, но не могут вернуться и сказать это вслух, потому что у них есть то, что по-чеченски называется «яхъ» (честь, гордость. --
Ред.)». Владимир Васильев стоял рядом с президентом и слушал про «яхъ» с довольно кислым выражением лица. Его спросили про награду на лацкане, и он пообещал соответствовать. Потом все поехали обедать в новый ресторан на проспекте Кадырова.
А потом в том из самолетов, где летели журналисты, члены делегации делились впечатлениями. Один из делегатов сказал, перелистнув первую страницу «Концепции государственной национальной политики Чеченской Республики» (аналогичный документ федерального уровня пишут годами): «Вот здесь написано -- в соответствии с конституцией Чеченской Республики. А это вообще конституционно -- иметь конституцию?» Его коллеги вступили в дискуссию, в частности о том, почему в Твери и Смоленске, где последняя война была 65 лет назад, разруха, ничего не строят и не поют народных песен, а в Чечне разрухи не осталось, строят и песни поют. «Наверно, потому, что губернатор не может заставить», -- созрела гипотеза. А ближе к Москве кто-то из делегатов хохотнул: «Слышали, он сказал -- давайте воспитывать наших детей так, как нас воспитывали наши отцы и деды? Представляете, что это будет? Коррупция без предела?» Почему-то кажется, что президент Чечни имел в виду совсем другое.