|
|
N°45, 19 марта 2009 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Сахарный дом
В Новом Рижском театре Алвис Херманис поставил спектакль о латышской целительнице
Премьера очередного документального спектакля Алвиса Херманиса "Марта с Голубого холма" пришлась на тяжелое для Латвии время: здесь только что сменилось правительство, прокатилась волна недовольств, во время одного из которых к зданию рижского сейма прикатили трактористы и выставили гроб с коровьими головами. Кредитные долги, безработица, высокие коммунальные платежи знакомы сейчас не только Латвии, но из трех балтийских стран тяжелее всего пришлось именно ей. Спектакль о целительнице из-под Валмиеры показали в рамках латвийского фестиваля, деньги на который местный институт театра получил в прошлом году. Какое отношение это имеет к новому спектаклю худрука Нового Рижского театра? Оказалось, самое прямое.
Назвав "Марту" "диагнозом Латвии", Херманис отнюдь не шутит: как и прежде, он исследует мифологию сегодняшнего общества. Но, как и раньше, пользуется для этого материалом недавнего прошлого.
Марта с Голубого холма не выдумка. Двадцать лет назад к ней ехали со всей Латвии родители больных детей, запойные алкоголики, черные меланхолики и просто те, кто потерял кошелек. В авоськах у посетителей был кусковой сахар, вода в банках, хлеб -- словом, набор продуктов, которые можно "освятить", чтобы лечиться потом самим и помочь родственникам. Что именно делала Марта, жившая в простом доме с множеством кошек, не очень понятно, но считается, что после визита к ней вылечивались от смертельных заболеваний и обретали душевный покой.
На малой сцене Нового Рижского театра, в белом "кабинете" с красиво облезшими стенами, стоит длинный деревянный стол. Актеры в ролях 12 "свидетелей", побывавших у Марты и на себе ощутивших силу ее знахарства, поочередно входят в комнату и садятся за него. Одни тихие, другие самоуверенные, по-разному одетые, с едва намеченными приметами того или иного социального слоя, они принимаются рассказывать нам о своей поездке к Голубому холму.
Рассказы эти, то последовательные, то перебивающие друг друга, постепенно обнаруживают ироничное отношение режиссера к вере соотечественников в чудо. Вот единственный русский среди свидетелей (его играет Евгений Исаев, знакомый Москве по "Соне" и "Латышским историям"), смешно описывая свой ужас перед кошками, окружившими его у дома Марты, забирается на стол и мяукает. Вот депрессивный парень (Ивар Крастс) в майке с надписью по-латышски www.несчастье.lt раскачивается в такт песне Селин Дион из "Титаника", а толстушка держит его за шиворот, чтоб не упал. Балансируя на грани между сентиментальностью и иронией, Херманис показывает природу идолопоклонничества, в котором смешное соединено с трагическим, вымысел с правдой. И в котором люди находят смысл именно тогда, когда им особенно плохо.
Поход к Марте, описанной с любовью и страхом женщине в темном платье с белым воротничком (так она изображена и на фотографии в программке), открывает нам и самого посетителя. Один поехал, потому что потерял крупную по тем временам еще рублевую сумму, и целительница отказалась ему помочь. Другие опрометчиво совали Марте деньги. Третьи с отчаяния уверовали в простое слово и действо, которое совершала Марта, и болезнь вышла из них -- обыкновенной змеей, сидевшей на груди. Прутики змей, к которым в Латвии сакральное отношение, каждый из "свидетелей" достает из-за пазухи и сплетает в общий клубок, чтобы с восхищением демонстрировать нам силу знахарки. Один из них рассказывает, что змеи из-под Голубого холма после смерти Марты исчезли.
У "свидетелей" есть свои ритуалы, которые со стороны кажутся смешными и трогательными: они слушают пульс друг у друга, разламывают и передают по цепочке буханку хлеба, обнимаются. В финале «Марты» они высыплют из своих баночек кусковой сахар и начнут кропотливо строить "домики". Когда в комнате никого не останется и погаснет основной свет, косой луч выхватит из темноты только вот эти сахарные домики, остатки веры в чудо, которая, безусловно, не спасет от кризиса, но от печали -- может.
Кристина МАТВИЕНКО