В феврале 1549 года в России начался период демократических преобразований, оборвавшихся через пятнадцать лет опричниной.

Дней Иоанновых прекрасное начало...

В феврале 1549 года в Москве открылся первый в русской истории Земский собор. «Собор примирения», как назвал его один из историков, должен был разрешить многочисленные конфликты, возникшие в годы несовершеннолетия Ивана IV и фактического безвластия в стране. В первой же речи перед собравшимися в столице епископами и дворянами молодой царь публично объявил о необходимости перемен. Государь не преминул назвать тех, против кого будут направлены готовящиеся реформы, -- вельмож, притеснявших служилых людей и простых «христиан», которые страдали, выражаясь современным языком, от коррупции.

В Судебнике, своде законов, составленном по итогам собора, одно из центральных мест занимала именно борьба со взяточничеством. Наказания вводились за «лихоимство» на всех уровнях: от мелких канцелярских служащих -- подьячих -- до бояр. Правда, для последних наказание было существенно более мягким.

Царь и его окружение осознавали, что одними только репрессивными мерами в борьбе с коррупцией и чиновничьими злоупотреблениями не обойтись. Необходима была демократизация системы управления. Именно этой задаче отвечала губная реформа -- иными словами, реформа местного самоуправления. Было отменено кормление -- фактически легализованная коррупция, когда царские наместники должны были отсылать в столицу определенную сумму, а сами «кормиться» за счет местного населения без всякого контроля со стороны центральной власти. Более того, отныне власть на местах принадлежала не присланным из Москвы вельможам, а выборным от местного населения. Правда, у государства не было возможности платить губным и земским старостам -- так стали называть глав «местной администрации», что резко ограничивало круг людей, претендовавших на эти должности. Тем не менее сама тенденция отхода от коррумпированной «властной вертикали» выглядела очевидной.

Демократизация коснулась не только местного, но и центрального управления: новые законы царь принимал не единолично, а по согласованию с Боярской думой. Заодно провели и административную реформу, упорядочив приказную систему, с тем, чтобы максимально уменьшить бюрократическую волокиту. Тут сыграл свою роль и личный царский пример. Именно в эти годы Иван IV потребовал выслушивать челобитчиков, а не разгонять или палить им бороды, как он приказывал раньше.

Инициированные царем и его ближайшим окружением -- Избранной радой -- реформы способствовали определенному общественному пробуждению. Следующее за созывом Земского собора десятилетие было временем расцвета русской общественной мысли и просвещения. Однако эпоха «демократического самодержавия» резко оборвалась в феврале 1564 года, когда Иван Грозный издал указ об учреждении опричнины. Это было началом «царства террора».

Историки многие десятилетия спорят -- что же заставило царя столь резко изменить свой политический курс, и обычно пытаются найти какие-то «рациональные» объяснения этого решения. Между тем еще в начале XIX века Николай Карамзин предположил, что причину следует искать в патологических свойствах личности Грозного, а вовсе не в каком-то «объективном» развитии исторических событий. Свою роль, видимо, сыграла и тяжкая болезнь царя, разыгравшаяся в 1553 году, когда приближенные государя отказались присягнуть его малолетнему сыну, а также загадочная смерть первой и любимой жены -- царицы Анастасии. Два этих события, судя по всему, серьезно подогрели подозрительность царя, склонного к тому же во всем искать дьявольские козни. О религиозном фанатизме царя пишет, в частности, современный историк Андрей Юрганов, полагающий, что именно этот фанатизм и сгубил политику реформ. По мнению исследователя, апокалипсическая символика, характерная для опричников, ясно указывает на то, что царь ждал скорого конца света и считал себя судией -- исполнителем божьей воли на земле.

Но каковы бы ни были причины свертывания преобразований, последствия этого шага оказались трагичными. И дело не только в том, что менее чем через десять лет после учреждения опричнины войска крымского хана сожгли Москву. Опричнина уничтожила те немногие ростки независимой общественной жизни, которые появились в первые годы правления Ивана IV. Долгосрочным итогом опричного террора стало разрушение экономики страны. В конечном счете все это привело к Смутному времени.

Дворяне-свободны

Куда последовательнее Ивана Грозного был в своих преобразованиях Петр I, цельный характер и воля которого позволили довести до конца большинство реформаторских планов. Хотя в отличие от Грозного у Петра и мысли не было о том, чтобы демократизировать систему управления. На практике это привело, в частности, к тому, что Петр оставил своим преемникам страну пусть и великой европейской державой, но уже в состоянии хозяйственной разрухи и политической нестабильности, продлившейся более тридцати лет. Многие из этих проблем пришлось решать уже Екатерине II.

В первые месяцы своего правления молодая императрица стала постоянной участницей заседаний Сената -- высшего правительствующего органа империи, продемонстрировав тем самым, что собирается самолично участвовать в управлении страной. При этом стало ясно, что со времен Ивана Грозного в стране изменилось не так уж и много: вскоре после восшествия на престол императрице пришлось заняться все той же борьбой с коррупцией. Вместе с традиционным ужесточением наказаний за «лихоимство» Екатерина ввела жалованье для всех чиновников. Кроме того, она попыталась искоренить практику назначения чиновников на основании личных отношений с вышестоящим начальством. Однако, учитывая, что сама Екатерина отличалась страстью к фаворитам, неудивительно, эта реформа осталась в основном «декларацией о намерениях».

Намерения же у императрицы между тем были самые широкие. Ее «Наказ» Уложенной комиссии демонстрирует, что императрица готова была реформировать страну в весьма либеральном по тем временам духе. Однако как раз работа этой Комиссии, собранной, подобно Земскому собору 1549 года, для создания нового свода законов, убедила Екатерину, что реформаторские мероприятия придется осуществлять исключительно единолично. Избранные от всех слоев населения (кроме крепостных крестьян) депутаты совершенно не собирались выходить за рамки своих сословных интересов и идти на какие-то компромиссы друг с другом. Работа Комиссии закончилась ничем. Зато она показала императрице, по ее собственным словам, «с кем придется иметь дело и о ком печься».

Реформаторский пыл Екатерины эта неудача, впрочем, не остудила. Она взялась за дело с удвоенной энергией. Ее экономические преобразования были первым опытом либеральных реформ в истории России, закончившимся ликвидацией отраслевых коллегий, монопольно управлявших экономикой. Установленное ею деление страны и порядок управления просуществовали почти до революции 1917 года. Наконец в 1785 году она даровала дворянам свободу от государственной службы и подтвердила «Манифест о вольности дворянства», запрещавший в том числе телесные наказания для дворянства. Так в русской истории впервые появилось «непоротое поколение».

Однако на продолжение реформ, на то, чтобы даровать свободу всем слоям населения, в том числе крепостным, Екатерина не решилась, поскольку стремилась избежать недовольства дворян. Но не всем дворянам, «зараженным», подобно самой Екатерине, идеями Просвещения, оказалось достаточно материального благополучия и личной свободы. А поскольку ни Екатерина, ни ее преемники не учредили ничего похожего на парламент, где можно было бы публично высказывать свое недовольство и предъявлять требования властям, оппозиционерам не оставалось ничего иного, как «выйти на площадь». Что они и сделали через несколько десятилетий после смерти императрицы, в декабре 1825 года.

Неверие и недоверие

Восстание декабристов, впрочем, не заставило тогдашнего императора Николая I отойти от традиционного самодержавно-бюрократического стиля управления. Если его бабка Екатерина II по крайней мере была уверена в необходимости преобразований, то у Николая сама идея реформ вызывала большие сомнения. В итоге его вполне искренняя вера в абсолютную вертикаль власти -- самодержавие -- довела страну до Крымской войны, после которой в необходимости реформ не сомневался даже его сын Александр II, слывший еще большим консерватором, чем отец.

Современные историки полагают, что реформы не были вызваны особыми экономическими причинами или уж тем более «революционной ситуацией», о которой впоследствии писал Ленин. Просто психологический эффект, произведенный Крымской катастрофой, был слишком силен: оказалось, что страна, еще недавно считавшаяся самой мощной в Европе, просто не готова к ведению современной войны. Как никогда велик был и страх перед новой «пугачевщиной», мучивший русское дворянство не одно десятилетие.

Подготовка к освобождению крестьян от крепостной зависимости шла почти открыто, и, возможно, впервые в русской истории готовящиеся преобразования активно и публично обсуждались в обществе. Однако итоговое решение, оформленное в Манифесте от 19 февраля 1861 года, оставило у очень многих ощущение правительственного произвола. Не желая делиться с обществом властью, правительство тем самым брало на себя ответственность за все издержки реформирования страны. А у оппозиции, оставленной за порогом принятия решений, появлялось право на «безответственную» критику.

И уже не так важно оказалось, что реформы были совсем не так уж плохи: военная реформа дала России современную армию, судебная ввела суд присяжных, земская -- демократичное местное самоуправление.

От критики оппозиционеры вскоре перешли к «делу». С конца 70-х годов XIX века Россию охватил настоящий бум индивидуального террора. Террористы требовали продолжения и углубления преобразований, а их главной мишенью стал сам главный реформатор -- Александр II.

Правительство в свою очередь, не желая проявлять слабость, не только не начало новые реформы, но и свернуло некоторые из уже проведенных. В особенно трудном положении оказалось либеральная интеллигенция, зажатая между молотом власти и наковальней радикальной оппозиции. И большинство ее представителей, не одобряя методов революционеров, тем не менее начинало им сочувствовать. Поскольку по своему опыту она знала, что легальных способов выражения недовольства власть не предоставляет.

В России возник всеобъемлющий кризис взаимного доверия. Власть не верила в собственный народ, о котором еще Екатерина II писала, что «хлеб, его питающий, религия, которая его утешает, -- вот весь круг его идей». Народ отвечал власти тем же.

Это всеобщее недоверие пронизывало все следующие десятилетия русской истории. Недоверие стало не только фактором истории и политики; можно сказать, оно отложилось на генетическом уровне. Когда в марте 1907 года Петр Столыпин просил у депутатов «двадцать лет покоя внутреннего и внешнего», с тем, чтобы они «не узнали нынешней России», он просил о невозможном. Потому что его предшественники, в том числе и в части проведения реформ, сделали все, чтобы общество перестало верить в исходящие сверху обещания.