Первым лауреатом восстановленной премии имени Ивана Петровича Белкина стал Леонид Зорин. О снискавшей награду повести «Медный закат» («Знамя», 2008, №2) было рассказано по ее выходе (см. «Время новостей» от 4 апреля 2008 года), вообще же о сегодняшнем победителе турнира «повествователей», замечательном прозаике и драматурге приходилось писать много раз. Что, как и белкинская награда, совсем не удивительно: на девятом десятке жизни автор «Варшавской мелодии», «Коронации», «Покровских ворот», «Царской охоты» и еще 46 пьес работает с завидным упорством и завораживающим азартом. Читая «позднего» Зорина, все время ощущаешь, сколь жизненно важна и в то же время желанна для писателя каждая его новая вещь. Ты словно бы заряжаешься тем радостным и свободным чувством, которым дышат зоринские истории. Иногда печальные (как «Трезвенник», «Петербургские письма» или совсем недавние, уже после «Медного заката», появившиеся «Глас народа» и «Юдифь»). Иногда отчаянно горькие (как мало кем по-настоящему прочитанный «Юпитер»). Но всегда так или иначе напоминающие вменяемому читателю о том, что, как бы ни корежило людское племя свою судьбу, как бы ни поддавалось на дешевые искушения, как бы ни громоздило монбланы идиотизма, жизнь наша все равно просторнее, выше и таинственнее жесткости и бессмыслицы, что век за веком настырно лезут на первый план, стремясь «рационально» и с опорой на неопровержимые факты уверить мир в своем всемогуществе. Ясно видя, куда заводят вроде бы обычных (и уж точно для лучшего предназначенных) людей эгоизм, зависть и трусость, Зорин ухитряется если не вселять надежду, то удерживать от отчаяния. И здесь не так важны его сюжеты и герои, колоритные детали и изящные шутки, парадоксы и афоризмы (хотя и они, конечно, тоже), как лицо писателя, его артистичное обаяние, непоказное мужество и верность однажды счастливо избранной стезе. Зоринская любовь к жизни той же природы, что его любовь к литературе: та и другая сколь невозможна, столь и неколебима.

Что такое повесть, я не знаю и, признаться, давно уже знать не хочу. Помнится, в университете важно и серьезно объясняли мне в рамках какого-то теоретического курса, что Гоголь неправильно окрестил «Мертвые души» поэмой, Толстой -- «Отцы и дети» романом, а всех неосмотрительнее поступил Пушкин, сделавший покойного Ивана Петровича сочинителем повестей, -- ясно и нетрезвому ежу, что все они типичные новеллы. Если принять на вооружение эту концепцию, то тому же вкусившему огненной влаги иглокожему понятно: на премию имени своего автора «Выстрел», «Гробовщик» и «Метель» потянуть не могут ни при какой погоде. И точно такой же скверный анекдот выходит с Зориным, который довольно долго называл свои компактные и поэтичные опусы «маленькими романами», а «Медный закат» снабдил подзаголовком «прощальный монолог». Хорошо, что жюри премии Белкина состояло не из теоретиков литературы, а из практиков этого воинственно бестолкового дела. Жанры жанрами, но есть же еще и дух болдинских побасенок. Тот свободный дух, верность которому всегда стремился хранить автор все-таки, к счастью, не прощального монолога «Медный закат». И «Медной бабушки» -- тонкой, печальной и светлой пьесы о стоящем на пороге последней своей трагедии Пушкине. Между прочим, настоятельно рекомендую ее про(пере)читать.

P.S. По оглашении списка претендентов я ничего не мог сказать о повести Татьяны Бурдиной «Надежда умирает последней». Прочитал -- отчитываюсь: повесть впечатляет не только (и не столько) суровым материалом (обыкновенная страшная сельская и уездная жизнь последних десятилетий), выдержаны характеры переписывающихся меж собой героинь, точно выдержан их «позднесоветский» трогательный, безвкусный и с претензией на «культурность» слог, узнаваемы фоновые персонажи. Если автор не задавит себя «темой», может стать писателем.