Не будем присоединяться к хору жалоб на то, что русской картины вот уже четыре года, со времен «Солнца» Александра Сокурова, нет в конкурсе Берлинского кинофестиваля. Премьера «России 88» Павла Бардина в «Панораме» и «Сумасшедшей помощи» Бориса Хлебникова в «Форуме» -- хороший знак для российского кино и его отношений с Центральной Европой.
На протяжении последних лет десяти критики постоянно и справедливо упрекали наше новое кино в социальной слепоте, уходе от реальности и неумении внятно снимать о современной жизни. Упрек этот так часто повторялся, что мы ухитрились пропустить момент, когда он перестал быть справедливым. Если судить по последним российским картинам, попавшим в Канн, Венецию и Берлин, с социальными темами и непридуманными героями все у нас в порядке. Другое дело, что этого оказалось недостаточно для того, чтобы говорить о российской «новой волне».
«Россия 88» -- фильм о трудовых буднях скинхедов, мечтающих заслужить белые шнурки. Фильм выдает себя за непрофессиональное видео одного из членов группировки, причем настолько успешно, что сидевшая рядом со мной русскоязычная зрительница до конца так и не поняла, что перед ней не документальное кино. Немецкие зрители оказались не настолько наивными, но страшно удивлялись, что в России есть свои фашисты -- «после всего того, что мы с вами сделали».
Довольно странно читать в первых отзывах на фильм, что молодые актеры и режиссер отнеслись к скинхедам со слишком большим сочувствием. Слишком сблизились со своими героями. Как раз сочувствия в фильме нет ни грана, и в этом главный его недостаток. Конечно, если понимать под сочувствием не оправдание расистских взглядов, а умение залезть в душу своих героев. Например, самому ощутить это звериное одиночество, этот абсолютный социальный вакуум, который приводит, не может не приводить к возникновению новой общности самого уродливого толка. Главные достоинства «России 88» -- достоверная фактура и четко выдержанный фестивальный формат.
Но здесь авторов и подстерегает главная опасность. Их фильм сделан так, что его посмотрит только та аудитория, которая заведомо согласна с авторской позицией. Вот так почти документальная достоверность на наших глазах превращается в клише и ни на шаг не приближает к реальности. По сути, главное достоинство этого фильма в том, что он попал на Берлинский фестиваль. Это, кстати, немало, но и не поражает воображение.
На недавнем «Сандэнсе» режиссер «Бухты» Луи Психойос сказал: «Мы не снимаем кино, мы стремимся изменить мир». Может быть, это звучит слишком громко. Но уж лучше так, чем: «Мы не снимаем кино, мы просто хотим попасть на Берлинский кинофестиваль».
В 2003 году, вручая фильму «Коктебель» приз Московского фестиваля, член жюри Агнешка Холланд подарила режиссерам ножницы, прозрачно намекнув на не всегда оправданные длинноты этой дебютной работы. Может быть, Хлебников эти ножницы потерял, а может, они достались его соавтору Алексею Попогребскому («Простые вещи). Как бы то ни было, только радикальное сокращение двухчасового фильма способно его спасти.
Первые полчаса «Сумасшедшей помощи» обещали успех, причем немалый. Публика искренне хохотала над историей о незадачливом белорусском увальне (Евгений Сытый), приехавшем на заработки в Москву, ставшем жертвой ограбления и подружившемся с местным сумасшедшим в блистательном исполнении Сергея Дрейдена. Что произошло дальше, трудно объяснить. Как трудно объяснить, почему одна и та же талантливая шутка, гэг или микроэпизод перестают работать, если повторить их десять раз подряд. А сюжетную линию с участковым, страдающим манией преследования, надо было сразу беспощадно вырезать и, склеив из нее короткометражку, подарить вгиковскому второкурснику для защиты курсовой работы. Лучшего применения для нее все равно не найти.
Неудача «Сумасшедшей помощи» тем более обидна, что поначалу Хлебников нашел в ней новый для себя и исключительно верный тон, в котором любовь к Аки Каурисмяки удачно сочетается с духом лучших комедий Рязанова и Данелии. Будем надеяться, что этот тон никуда не денется к моменту съемок следующей работы режиссера.
Так что проблем с реальностью у нас теперь нет, остались вечные проблемы -- с талантом и профессией.