Эрленд Лу. Мулей. Перевод с норвежского Ольги Дробут. -- СПб.: Азбука, 2009. Основоположник наивного письма, идеолог «новой искренности» и фанатичный собиратель доисторических коньков в своем последнем романе обосновывает новую социальную программу. Прежде его лирический герой, флегматичный интеллектуал, мило брюзжал по поводу вырождения западной цивилизации, невыносимости глобализма и генномодифицированной отравы. Роман «Мулей» выдержан в жанре дневниковых заметок, повествование ведется от лица 18-летней девушки, которая одержима идеей самоубийства. Согласно статистике, скандинавские страны довольно давно держат пальму первенства по количеству суицидов. Лу решил заняться этой проблемой вплотную и если не искоренить ее, то хотя бы докопаться до сути.

Родственники 18-летней Юлии погибли в авиакатастрофе над Африкой, успев отправить ей прощальное SMS-сообщение: «Мы падаем. Люблю тебя. Делай, что тебе хочется. Папа». В качестве наследства героине достались роскошный дом в престижном районе Осло, польский гастарбайтер Кшиштоф, астрономический счет в банке и посттравматическая депрессия. Следуя совету психоаналитика, девушка начинает вести дневник (не сетевой, а бумажный), на страницах которого вынашивает план свести счеты с жизнью. Сценарии будущего суицида колеблются в жанровом диапазоне от трэш-ужастиков категории B («Почти двое суток валялась за старым трактором в углу курятника, в самом эпицентре эпидемии птичьего гриппа. Как только люди в белом уходят, я приманиваю к себе кур зерном, а когда они подходят поближе, я ловлю их за ноги и ласкаю их, тискаю и учу кашлять на меня».) до изощренных политических триллеров («Возможно, если я нарисую Магомета и напечатаю рисунок, меня убьет какой-нибудь фанатичный мусульманин».). Первая попытка -- повиснуть на крюке в финале школьного рождественского спектакля -- заканчивается неудачей. Барышня попадает в больницу, где ее довольно быстро приводят в чувство. Помаявшись в одиночестве, она отправляется в большое авиапутешествие. Траектория ее перемещений по миру -- Копенгаген, Брюссель, Бангкок, Сеул, Франкфурт, Нью-Йорк, Лондон -- напоминает полет взбесившейся мухи. Сперва она не выходит в город, ограничиваясь зданием аэропорта; позже зависает на несколько ночей в безликом гостиничном номере, а в Сеуле даже умудряется закрутить краткосрочный роман с конькобежцем, победителем Олимпийских игр. Теперь она одержима идеей авиакатастрофы и готова летать до тех пор, пока какой-нибудь самолет наконец не рухнет под тяжестью ее проблем. Но пассажир рейса Лондон--Нью-Йорк, страдающий хронической аэрофобией, делится с ней безжалостной статистикой: «Оказывается, чтобы в семье кто-то погиб в авиакатастрофе, 29 ее поколений должны летать ежедневно». Добравшись до Канарских островов, Юлия выясняет, что беременна от корейского конькобежца, и решает больше не доверять свою жизнь представителям надежных авиакомпаний, а сама садится за штурвал самолета.

По сути, сюжет «Мулея» сводится к простейшему роуд-муви, но Лу никогда и не слыл изобретателем новых ходов. Обаяние его прозы всегда сводилось к простодушному бубнежу. Его герои формулируют свои мысли и наблюдения посредством очень примитивного синтаксиса (на манер зайчонка Ушастика из знаменитого советского мультсериала): «Похоже, на сегодня все самолеты улетели. Скоро рискну спуститься вниз и пописать в цветничок. Лежание в укрытии в накопителе номер семь оставляет много времени для раздумий. Например, до меня внезапно дошло, что у меня не было в апреле месячных». Эта его манера наивного письма оказалась очень заразительной: половина русскоязычного ЖЖ сейчас забита такими вот «луинизмами». Эрленд Лу вообще любит представлять себя транслятором самых общих идей, эдаким норвежским Гришковцом. Другое дело, прежде его детсадовские максимы приводили к тому, что главные герои, пострадав и помаявшись, находили какой-то оригинальный способ выживания в этом лишенном смысла мире -- отправлялись жить в лес, отказывались от социальной жизни, вступали в преступный сговор с дикими животными. Героиня «Мулея» хотя и радует читателя до невозможности смешными пассажами и сочиняет чернушные сказки про «солнышко и сатану», но заканчивает она свою историю так, как и положено девочке из хорошей семьи, -- рожает, выходит замуж, покупает дом, а папины миллионы отдает в благотворительный фонд. И если прежде Лу использовал свое наивное письмо, критикуя обывателей и общество потребления, и в таком дегенеративном варианте его сатира казалась оригинальной и эффективной, то теперь он вполне комфортно угнездился в системе традиционных ценностей. Так что в каком-то смысле финал «Мулея» сводится к архаичной формуле трех спасительных «К»: Kinder--Kuhen--Kirhen. Если только этот роман не написан по заказу какого-нибудь фонда помощи одержимым суицидом.