Утром 25 января Южная Осетия -- маленькая республика, вплотную прижатая к Главному Кавказскому хребту, -- должна была получить первый за полгода газ. До 8 августа 2008 года она получала газ из Грузии -- это был российский газ, но Цхинвали рассчитывался за него с Тбилиси как с непосредственным партнером. И это был один из немногих вопросов, по которым Грузия и Южная Осетия находили общий язык. Но 8 августа прошлого года таких вопросов не осталось: в Южной Осетии началась война, а 26 августа независимость республики от Грузии признала Россия. Поставки газа с грузинской стороны, естественно, прекратились. Официально это объяснялось повреждениями трубопровода, а неофициально было ясно, что снабжать газом противника Тбилиси не хочет. Тем не менее «Газпром» и «Итера-Грузия» при идеологической поддержке западных партнеров Тбилиси приступили к переговорам о возобновлении газоснабжения. Трубопровод, который Россия уже несколько лет тянет в Южную Осетию со своей стороны через хребет, пока не готов, поэтому газ с территории Грузии остается для Цхинвали безальтернативным источником тепла. К концу января стороны наконец договорились, но вчера утром авария на грузинской газоизмерительной станции в Гвелети сделала невозможным возобновление поставок. Грузинская сторона, впрочем, устранила неполадку в течение нескольких часов. Даже российский МИД уже похвалил Тбилиси за конструктивную позицию. Пока Южная Осетия радуется газу, журналист Мадина ШАВЛОХОВА, для которой Цхинвали -- родной город, рассказывает о первой зиме в Южной Осетии после прошлогодней войны и признания независимости.



Ничего не изменилось

За три месяца ничего не изменилось. Проблемы перед людьми, пережившими четыре дня ада в августе 2008 года, остались те же. Три месяца назад они с ужасом ждали зиму в своих полуразрушенных неотапливаемых домах. Зима наступила. Части погорельцев выдали по 50 тыс. руб. компенсации ущерба. Еще 8 тыс. цхинвальцев получили по 1 тыс. руб., как не без гордости сообщают в Республиканском банке. Этим в общем-то и ограничивается оказанная людям помощь.

Бесконечные гуманитарные колонны со строительными материалами, мебелью, одеждой и бытовой техникой, шедшие в Южную Осетию из России, кажется, исчезли бесследно. Теперь вокруг этой гуманитарной помощи ходят легенды. Самая распространенная из них: желающие могут купить гуманитарную мебель и технику в магазинах Владикавказа или в том же Цхинвали. Проверить это нелегко, но слух циркулирует упорно и оптимизма народу не добавляет. Погорельцы живут в палатках или подвалах своих домов и жалуются на то, что их бросили. Они ругают свои власти и обижаются на Россию, которая, по их мнению, должна контролировать то, что отправляет в республику.

Россия собирается выделить на помощь пострадавшей республике в 2009 году 25 млрд руб. Но, как когда-то в случае с Чечней, опасается, что деньги растворятся в чьих-то карманах, не дойдя до стройплощадок, поэтому с перечислением не особенно спешит. Югоосетинские чиновники, как загипнотизированные, ждут появления обещанных больших денег. Больших перемен к лучшему незаметно.

Эвакуация выходного дня

Дорога из Владикавказа до Джавы, первого городка Южной Осетии со стороны России, полностью расчищена от снега, хотя в первые дни нового года сообщалось о снежной блокаде горной трассы. Но машин, двигающихся на юг, и сейчас практически нет. Только «КамАЗы» с огромными трубами в кузове едут в глубь ущелья. «Это трубы для газопровода, который прокладывает "Газпром" России для Южной Осетии», -- поясняет водитель Тенгиз.

Перед пограничным терминалом, где кончается Россия, вправо от основной трассы уходит дорога вверх, на новую Зарамагскую ГЭС. Над ней еще одна дорога, по которой к июню должны проложить газопровод. Моим попутчикам верится в это с трудом. «Главный ужас не с трубой, а с ГЭС, -- говорит один из моих попутчиков. -- Как только через плотину пойдет вода, она подмоет глинистые склоны, и от Транскама ничего не останется. А пуск неизбежен -- им же надо хоть какой-то объект сдать».

У таможни, где обычно много машин, пусто. Пока мы проходим через паспортный контроль и таможенный досмотр, через терминал в сторону России проносится кавалькада дорогих иномарок с двумя огромными белыми джипами в хвосте. «Трофейные?» -- спрашиваю у местных. «Нет, их из Египта привезли. Гоппи (Зураб Кабисов, глава югоосетинского правительственного комитета по реализации проектов восстановления. -- Ред.) поставил такие машины себе, мэру (Роберту Гулиеву. -- Ред.) и еще нескольким чиновникам. Интересно, куда это они спешат?» «Как куда? -- вступает в разговор сидящий рядом парень. -- Президент же уехал, вот они и рванули во Владикавказ оттягиваться. Что их в Цхинвале держит? У них что, там какая-то работа стоит? Их наши проблемы не волнуют. Им есть где жить в тепле».

Через полчаса навстречу проносится еще одна кавалькада иномарок -- машины все известны наперечет, и мне объясняют, что эти принадлежат брату президента (Роберт Кокойты, посол Южной Осетии в Абхазии. -- Ред.) и прокурору республики (Таймураз Хугаев. -- Ред.) За ними с небольшим отставанием кортеж вице-спикера парламента Тарзана Кокоева. Этот массовый отъезд югоосетинской элиты в сторону Владикавказа в середине рабочего дня пятницы выглядит как эвакуация. Мои попутчики шутят насчет неотъемлемого права слуг народа на отдых в выходные дни.

Снег на пожарищах

Улицы в Джаве тонут в снежном месиве. Наша машина еле двигается, водитель на чем свет стоит ругает местное руководство. По слухам, его собираются менять.

А 9 августа прошлого года здесь стояла неимоверная жара. Над поселком с ревом проносились военные самолеты, грохотали вертолеты, вдоль всей длиннющей центральной улицы стояла военная техника. Солдаты искали воду. Смертельно уставший глава администрации Вадим Багаев искал машины для беженцев на север, одновременно пытался успокоить местных женщин, чьи сыновья ушли защищать свою родину. Джава гудела, как большой улей. Около двух часов ночи 9 августа из Цхинвали в Джаву прорвались журналисты, Багаев поил нас всех чаем и приглашал располагаться в доме. Через полгода после войны он не уверен в своем будущем, и дело, конечно, не в снежных заносах. А в том, что Джава, как и вся Южная Осетия, замерла в ожидании средств на восстановление. И распоряжаться этими средствами должны, по возможности, такие люди, в которых цхинвальские власти могут быть уверены как в самих себе.

Дома в сожженных грузинских селах на Транскаме заметены снегом. Снег прибрал их обгорелые остовы, как мертвого человека закрывают белым покрывалом. Называть эти села чисто грузинскими было не совсем верно: 40% местного населения до начала конфликта 1991 года было осетинским. Но с приходом к власти первого президента Грузии Звиада Гамсахурдиа, который объявил войну Южной Осетии, большинство осетин из анклава изгнали, часть их домов сожгли, а часть заселили грузины. Так страшный мяч этнической ненависти отскакивает то в одну, то в другую сторону. В селе Тамарашени под корень разрушен торговый центр. Еще видны в снегу обломки бытовой техники.

Теперь грузин в этих селах точно нет. Зато они есть в Цхинвали. «Когда шла война, они подвергались опасности так же, как и мы. И так же, как и мы, они защищали город с оружием в руках», -- рассказывает Тенгиз.

"Все как обычно"

Еще полгода назад грузинское село Тамарашени и осетинская столица Цхинвали были по разные стороны линии фронта, при том что окраины их соприкасаются вплотную. Теперь в опустевшем Тамарашени мэрия Москвы обещает построить новый микрорайон. Но пока изменения коснулись только поста ГАИ, который простоял на въезде в город 20 лет. Теперь его нет, потому что нет границы.

В городе ощутимо меньше людей, чем было до войны: зимовать в столице Южной Осетии и раньше было несладко, а теперь к обычным проблемам добавились разрушения и отсутствие газа. У части домов по обе стороны дороги нет стекол, окна по-прежнему завешены целлофаном. Местами стекла все же появились. «Большую часть вставили сами хозяева, за свой счет. Правда, сейчас власти говорят, что готовы возместить им ущерб, если люди принесут чеки, -- возмущенно говорит один из моих попутчиков. -- А откуда у них могут быть чеки? У кого из тех, кто продавал здесь тогда стекла, были кассы? Они просто издеваются над людьми».

Следы восстановительных работ, ведущихся государственными и социальными структурами, видны повсюду. Но нет ни одного объекта, который был бы полностью сдан. Сейчас вообще все работы заморожены, приезжие строители покинули Южную Осетию. Официальные власти говорят, что из-за холодов, но без диктофона признаются, что из-за низкого качества работ: с нерадивыми гастарбайтерами пришлось расстаться.

У простых жителей свое объяснение. «Зачем нашим властям отдавать деньги кому-то, если можно нанять свои непрофессиональные бригады, а деньги списывать, -- говорит местный житель Сослан Абаев.-- Если проедетесь по городу, сможете увидеть дома, которые восстанавливали такие «профессионалы».

На перекрестке Октябрьской и Московской, там, где летом подбили три грузинских танка, прямо перед входом в Дом профсоюзов по-прежнему торчит воткнутая в землю танковая башня. Само здание так и стоит в лесах, но строителей на них нет. «Приднестровцев, которые добросовестно восстанавливали это здание, попросили прекратить работу и уехать домой. Внятно не объяснив почему, -- рассказывает наш водитель Тенгиз. -- Вот этим домам повезло побольше, -- показывает он на жилой квартал напротив. -- Их хоть и с нарушениями, но отремонтировали. А остальные дома стоят в полуразобранном состоянии. Были хорошие строители из Чечни, но уехали. Вместо них приехали из Дагестана. Мы любим наших соседей, но, если честно, я никогда не слышал об их профессионализме. Да и нехорошо получается: одни начали стройку, а продолжают другие. А это просто означает, что кто-то из власть имущих дружит с дагестанцами. Дагестанцам строительные сметы, себе откат. Все как обычно».

Куцая крыша

Мы едем мимо школы №6. Той, о полном восстановлении которой перед премьер-министром России Владимиром Путиным еще в сентябре прошлого года отчитывался глава МЧС Сергей Шойгу. В части здания действительно прошел косметический ремонт. Во дворе даже стоит новая котельная. Но другая часть школьного корпуса как была разгромлена во время войны, так и осталась.

В многоквартирном доме, в котором жила моя мама, после осенних жалоб жильцов, попавших на страницы федеральных изданий, еще раз переложили кровлю. Правда, теперь вдоль карнизов нет водостоков, крыша выглядит куцей и недоделанной, ее край приходится точно на верхнюю кромку стены. Остается только гадать, сколько эта стена простоит под снегопадами и дождями. Большая часть квартир по-прежнему без окон. Жильцы мерзнут. Несмотря на морозы, топят квартиры раз в день, потому что нет дров. Машина древесины стоит 15 тыс. руб. Таких денег у людей нет, своих машин, чтобы ехать в лес, и до войны было немного, а теперь и подавно.

Зарема Кочиева живет с родителями в частном секторе. Во время войны один снаряд угодил к ним в огород, второй -- в дом. Дом стоит, но стал аварийным, жить в нем нельзя. «Нам никто никакой помощи не оказал. Мои хождения по кабинетам результата не дали. Кормят завтрашним днем, -- говорит Зарема, и в ее глазах стоят слезы. -- У меня до войны был небольшой бизнес. Аккурат перед самой войной я завезла товар. 6 августа начали стрелять по городу. Товар забрать меня не пустили, и все мои деньги -- полтора миллиона рублей -- пропали. Как теперь быть, не знаю. Обращалась к властям. Просили составить списки и представить накладные. Я все приготовила, но пока они молчат».

700 семей в войну полностью лишились крыши над головой. Многим из них приходится снимать комнаты, и платят аренду они сами. Мать-одиночка Ляля Кочиева, муж которой погиб во время войны, раньше жила в двухэтажном жилом доме по улице Исака. Дом сгорел от попадания снаряда, ее саму и ее дочь ранило и контузило. Сейчас Ляля снимает однокомнатную квартиру. «Когда у меня бывают деньги, я плачу хозяевам. Сейчас они возмущаются, что я им давно не плачу. Меня все это время никто ни разу не спросил, на что я живу, чем кормлю своего ребенка», -- слезы текут по ее щекам. Никакой особенной работы в Цхинвали не было и до войны, и до мирового экономического кризиса. А теперь Ляля говорит, что помощи ей ждать вообще неоткуда.

Ляна Савлохова тоже вдова. Раньше вместе с ребенком, со свекровью и ее матерью жили в центре города, рядом с парламентом. Их дом тоже сгорел от прямого попадания. Им чудом удалось спастись, а их соседка, молодая женщина, сгорела в собственном подвале. Ляна снимает угол у знакомых и уже не уверена, что рада своему спасению.

Ее свекровь Венера Бязрова живет в туберкулезной больнице и там же работает санитаркой. Здание больницы аварийное, оно может рухнуть в любой момент. «А что мне остается делать? Где жить? Кого просить?» -- говорит сквозь слезы Венера. Все плачут. Эти истории сплетаются одна с другой и опутывают весь город.

Президент растрогался и приказал привезти обогреватель

Но те, кто снимает угол или пытается протопить квартиру с выбитыми окнами, находятся еще не в самом плохом положении. На улице Мира в саду сгоревшего двухэтажного домика, впритык к курятнику, натянута армейская палатка. Сын владельца дома Вова встречает меня у калитки. «Мы беженцы из Тбилиси. В 1991 году, когда грузины стали выгонять осетин из Грузии, вынужденно бежали в Цхинвали. Приобрели вот этот дом, -- показывает на остов сгоревшего двухэтажного дома его владелец Яков Хасиев. -- Теперь у нас и его нет. Вот живем в этом». Он показывает на палатку и приглашает войти.

В палатке трагическая пародия на домашний интерьер: четыре кровати, шкаф, комод, телевизор и обогреватель. Обогреватель и телевизор накануне нового года им подарил президент (Эдуард Кокойты). «Он приходил сюда и сам растрогался: не ожидал, что мы живем в таких условиях. Тут же приказал, и нам привезли обогреватель. А раньше была такая маленькая плитка со спиралью, совсем не грела», -- говорит супруга Якова, Замира Дзагоева. Но и президентский обогреватель не прогревает сырой воздух под брезентом.

Замира говорит, что кроме телевизора и обогревателя от властей они получили 50 тыс. руб. на всю семью. На эти деньги они купили четыре кровати и постельное белье. «С сыном ходили за хлебом. Случайно узнали, что рядышком дают гуманитарную помощь. Побежали туда и смогли получить эту палатку. А иначе так бы и жили под открытым небом. Вот этот шкаф и комод нам дали соседи. Еще хорошо, доски для пола достали, а то прямо под ногами грязь хлюпала».

В конце улицы Героев в саду собственного дома в хлеву живет семья Солтана Козаева -- трое взрослых и двое детей. До войны у них был богатый двухэтажный особняк и крепкое хозяйство с несколькими коровами. Сегодня нет ничего. Скот посекло осколками. Зато пригодился их хлев. Солтан на собственные средства купил цемент и стройматериалы, отремонтировал его, и теперь хлев им заменяет дом. От властей Солтан, как и многие другие пострадавшие, не получал ничего.

Женщины "Ренессанса"

Сказать, что власти совсем не оказывают помощь, нельзя. Недавно в районе Шанхай, где 23 дома сгорели дотла, семь семей получили по два кубометра дров. Почему дрова не раздали остальным, ответить никто не может.

Погорельцы, чтобы защитить свои права и не остаться без крова до конца дней, создали фонд «Ренессанс-2008». На улице Восьмого июня в маленькой комнатушке при тусклом свете сидят три молодые женщины. Все они погорельцы. Среди них председатель фонда Инара Габараева. «Да, была гуманитарная помощь, но мы ее не видели. Раздавали по тысяче рублей, их мы тоже не видели, -- говорит Инара. -- У нас есть доступ к президенту. Он нам дал автомобиль, дал компьютер и выделил бензин, чтобы мы ездили по районам и собирали данные по погорельцам. Списки мы составили. На этом все».

Погорельцы точно знают, сколько на той или иной улице сгорело домов, потому что это их дома. Знают они и счет выданным компенсациям. «По 50 тыс. руб., но и эти деньги получили не все. Потом раздавали еще по тысяче, из наших вообще никто не получил. Неоднократно мы обращались к руководителю комиссии по распределению гуманитарной помощи Коста Дзугаеву, но ни разу не получили от него вразумительного ответа», -- возмущается Инара. Ее дом со всеми вещами сгорел, семье чудом удалось спастись, и их приютили соседи: «Наша война продолжается. Если завтра нас выгонят соседи, нам некуда будет идти».

Аза Кокоева два года назад потеряла сына в результате теракта, дом со всеми деньгами и вещами сгорел во время войны. «Всем погорельцам некоторое время бесплатно раздавали хлеб, -- рассказывает Аза. -- Я случайно узнала об этом. Пришла, попросила. Женщина на раздаче глянула в список, а меня там нет. Я бросилась к директору хлебокомбината: Вадим, как же так, меня нет в списках? А он внимательно так посмотрел на меня и спрашивает: «Аза, неужели ты так нуждаешься в этом бесплатном хлебе?» Его слова меня сразили наповал. Я ответила тогда: «Видно, вам он больше нужен, чтобы денег списать и положить к себе в карман». Он ничего не смог ответить».

Индира из «Ренессанса» проверяет цифры с калькулятором в руках: «Недавно Счетная палата России подготовила отчет по Южной Осетии. Я сама математик и неплохой бухгалтер. И, по моим подсчетам, итоги оказания населению материальной помощи завышены больше чем в два раза. Ведь в районах вообще ничего не раздавали. В городе по 50 тыс. получили, по нашим данным, всего около двухсот семей. В сумме это 10 млн руб. Еще по тысяче рублей получили около 8 тыс. человек: еще 8 млн руб. Если сложить эти цифры, никак не получается 50 млн руб., о которых говорит Счетная палата. Видимо, часть денег выделяется на строительство и материалы: все рапортуют о глобальной стройке в Южной Осетии. Но где она? Пусть нам покажут. Старикам дадут две рваные кофты, и они счастливы: им власти дали одежду. Почему нас держат за идиотов? Мы того же возраста, что премьер и президент России. Мы тоже получали образование в Ленинграде и прекрасно понимаем, что происходит вокруг нас. Терпение наше небеспредельно».

Три вопроса к Москве

Инара Габараева формулирует три вопроса к Москве и просит меня передать их на «большую землю»: «Во-первых, почему Россия не контролирует финансовые потоки и гуманитарную помощь? Во-вторых, когда и какая реальная ощутимая помощь будет оказана погорельцам? Что можно сделать на 50 тыс. руб.? И в-третьих, когда приступят к строительству наших домов?»

Год назад у Инары умерла бабушка. Осетины трепетно относятся к трауру, но на годовщине даже не было стаканов, чтобы помянуть умершую. «Мы 20 лет жили в нужде, но хотя бы с крышей над головой. Неужели это сложно понять, как страшно, когда в один миг вы остаетесь ни с чем? Нам отказываются оказывать даже медицинскую помощь».

Два дня тому назад руководство фонда «Ренессанс» ходило к министру здравоохранения просить денег на лечение тяжелобольной медсестры Мананы Бесаевой. Их выставили за двери. «Мы были не одиноки, с нами был омоновец, раненный во время войны. Он тоже получил отказ, -- рассказывает Инара. -- Нам всем обещают, что помощь придет весной: наступит весна, и мы вам построим дома. Но что мешало сделать это осенью и почему мы должны верить, что весной будет иначе?»