С начала XXI века не было года, который не приносил бы судьбоносных перемен во взаимоотношения России и окружающего мира. И все же 2008-й займет особое место в истории формирования российской внешней политики. События заставили Москву принимать рискованные решения без оглядки на внешнюю реакцию, испытать прилив эйфории, ощутить пределы того, чего можно добиться, и всерьез задуматься, в чем заключаются жизненно важные национальные интересы. Опыт-2008 сформировал систему координат для отечественной политики, обозначив две ее оси -- необходимое и возможное.

Действия Тбилиси в Южной Осетии заставили Российскую Федерацию впервые в своей истории начать боевые действия против другого государства.

Война стала следствием многих факторов, одним из которых была глубинная противоречивость российского подхода на протяжении многих лет. Вплоть до трагической развязки, спровоцированной Михаилом Саакашвили, Россия так и не определила свою цель в отношении замороженных конфликтов. Отсутствие стратегии привело к тому, что Москве приходилось реагировать на внешние импульсы, а не направлять ход событий. В итоге Россия не имела выбора и была обязана ввести войска на территорию соседней страны. Невмешательство стало бы подлинной катастрофой, поскольку продемонстрировало бы несостоятельность Москвы как патрона и державы, претендующей на важную роль в мире.

Пожалуй, впервые пришлось действовать вне зависимости от того, как на это отреагируют внешние партнеры. Кремль пришел к выводу, что решение, которое мог бы поддержать Запад, неприемлемо с точки зрения российских интересов. Скорее всего это соответствовало действительности -- всякая попытка согласования означала бы консолидированный прессинг по «отжиманию» Москвы, а политических ресурсов для отстаивания своей позиции у нее было явно недостаточно. Признание Абхазии и Южной Осетии, которое многие восприняли как свидетельство самонадеянности России, на деле было скорее признанием неспособности добиться своего иным способом, выбором меньшего из зол.

С одной стороны, кавказский кризис продемонстрировал значимость России. Несмотря на резко негативную реакцию, Запад не пошел на разрыв, и заморозки продолжались недолго.

С другой стороны, Москва оказалась в вакууме. Стало очевидно, что опереться ей не на кого, и это является препятствием для проведения эффективной внешней политики.

Наметившаяся было эйфория («нам с нашим изобилием никто и не нужен!»), к счастью, не успела превратиться в национальную идею -- разразившийся кризис в считанные недели изменил пропорции мировой политики и психологию ее участников. Теперь всем придется намного более тщательно определять приоритеты, критерии тех интересов, которыми действительно нельзя поступиться. В российском случае это особенно очевидно. Зависимость от внешней конъюнктуры и соответственно необходимость соизмерять с ней свои запросы оказались даже больше, чем можно было предположить.

2008 год подвел черту под временем возвращения России на международную арену в качестве ведущего игрока, которое продолжалось с начала нынешнего столетия. Это возвращение сопровождалось крутыми зигзагами -- от избыточных надежд на быструю интеграцию в мировую элиту до самоуверенного пренебрежения сложившимися реалиями, от упоения собственными возможностями, стимулированного нефтяным допингом, до болезненного чувства уязвимости, от непомерных амбиций до явной непоследовательности в постановке задач.

В результате метаний Москва, кажется, может обрести концептуальную рамку, в которой и будет формироваться стратегический курс, определяемый осознанием необходимого и пределами возможного.

Россия не способна переписать «несправедливые» правила глобальной игры, о чем много говорили в годы нефтяного бума, и даже с идеей перестройки архитектуры европейской безопасности желательно не спешить -- дабы не перестроить ее себе в убыток.

В то же время по-настоящему принципиальные интересы надо отстаивать любыми способами, невзирая на реакцию извне. Главное -- не ошибиться в определении этих интересов. Важный опыт-2008 в этом поможет.