Съезд кинематографистов РФ продолжался не два дня, а три -- в пятницу день закончился выборами председателя союза. Им стал Марлен Хуциев, как и было запланировано теми, кто сегодня является главными активистами съезда. Голосование было безальтернативным, примерно 15 кандидатов, названных в процессе выдвижения, взяли самоотвод. Хуциев получил подавляющее большинство голосов -- 349 из 383.

В субботу были продолжены выборы членов правления. Первым секретарем союза по предложению Хуциева избрали Дмитрия Месхиева. Членами правления, в частности, стали Вадим Абдрашитов, Гарри Бардин, Александр Сокуров, Петр и Валерий Тодоровские, Георгий Данелия, Рустам Ибрагимбеков, Александр Митта, Александр Прошкин, президент ФИПРЕССИ Андрей Плахов, директор Музея кино Наум Клейман, хранитель Госфильмофонда Владимир Дмитриев, главный редактор журнала "Искусство кино" Даниил Дондурей.

Приняты в союз так называемые «молодые», а на самом деле как раз активно действующие сегодня деятели кино. Тут много известных имен -- Иван Вырыпаев, Валерия Гай Германика, Алексей Герман-младший, Александр Гордон, Олег Лукичев, Алексей Попогребский, Андрей Прошкин, Борис Хлебников, Чулпан Хаматова, Илья Хржановский, Елена Яцура. Но есть и те, кто широкой публике почти не известен -- кино, однако, делается не только лидерами, но и командой... Так что союз получил в свое распоряжение довольно большой отряд добровольцев, реально работающих в кинематографе.

Сегодня, в понедельник, 22 декабря, новое правление проведет пресс-конференцию, где и будет разъяснено, ради чего все эти дни страсти потрясали ветхий Дом кино.

С избранием председателя и правления эмоции, понятно, не утихнут. Подано прошение в Министерство юстиции с требованием признать съезд незаконным, хотя Никита Михалков уже объявил его таковым, однако согласно юридическим нормам только суд сможет подтвердить или опровергнуть это определение. Бывший председатель союза, чью деятельность большинство голосовавших на съезде признало неудовлетворительной (после оглашения фактов, касающихся и легитимности действий прежнего руководства, и их своевременности, и в конце концов их разумности), вовсе не собирается складывать руки. Несмотря на то что, по его собственному признанию, Михалков ничего не получал от своего председательства, покорно расстаться с ним, предоставив «неразумных кинематографистов» своей судьбе, он не намерен. Обвиняя противников в детском желании «пукнуть в суп и убежать», Михалков и его сторонники во время съезда прятали оргтехнику, запирали кабинеты, утаивали оригиналы протоколов, что не доказывает их социальной зрелости.

У Михалкова есть своя программа, которую он, в сущности, обнародовал в интервью газете «Известия»: творческий союз должен быть преобразован в профсоюз, гильдии заменены секциями, а «вся креативная, художественная, клубная жизнь должна уйти в академию».

Вообще по части создания новых структур Михалкову нет равных. Сначала он, поссорившись с учредителями национальной кинематографической премии «Ника», создал академию «Золотой орел», потом, поругавшись с Московским союзом кинематографистов, учредил московскую секцию союза, теперь добивается созыва нового альтернативного съезда, а там и открытия еще одного «истинного» СК. Хотя в создавшемся положении есть еще одна опасность -- ликвидации союза как такового, поскольку, как сказал приглашенный на съезд Михалковым юрист Иван Логунцов, «у Союза кинематографистов уже есть одно предупреждение от Минюста. А если будет второе, то решением суда союз может быть вообще ликвидирован».

Ну если и ликвидирован, то ведь победа останется за Михалковым, а сейчас кажется, что именно это для него главное. В его картине мира расклад сил таков -- он сам совершенно не зависит от союза, у него нет никаких своих интересов, он просто хотел помочь, и если ошибался, в том числе по части имущества, доверяя не тем людям, то уже раскаялся и заменил их другими. В которых тоже может ошибаться, но не корысти ради... Коллегиальное руководство, по его мнению, -- путь к распаду. «Те активные люди, которые шумели последние две недели» -- это «три-четыре истеричных, нацеленных на разрушение человека», которым дано «подавить волю целого зала спокойных и здоровых людей» с целью их обмануть. А зачем они это делают? Михалков считает, что в их мотивах есть «еще глубинные слои. Есть Фонд Сороса и другие зарубежные фонды, которые дают деньги на так называемые правозащитные фестивали. В рамках этих фестивалей проводятся «круглые столы» на такую, скажем, тему: целесообразно ли Северному Кавказу оставаться в составе России?..»

Ну, искренний же человек, болеющий за благо России, как он может не объяснить согражданам, что за люди мутят воду в СК РФ?

Что касается победивших на съезде кинематографистов, им пришла пора доказать свою состоятельность, в которой Михалков сомневается. Первый шаг в этом направлении сделан -- объявлено, что СК не хочет ни с кем враждовать, а напротив -- жаждет мира и согласия, в том числе и с оппонентами из лагеря Михалкова, ставит своей целью восстановить права Московского Союза кинематографистов, наладить отношения с Конфедерацией Союзов кинематографистов СНГ и Балтии, вернуть Союз кинематографистов в число учредителей Московского кинофестиваля, а также -- наложить мораторий на отчуждение имущества союза. Но этого мало. Нужны внятные задачи, нужно, чтобы у руководителей союза были свои интересы -- открытые для всех и желательно разделяемые всеми. Чтобы каждый мог убедиться, что Союз кинематографистов действует в интересах кинематографа, а не служит лычкой в строке из множества званий.

Конечно, Марлен Хуциев -- уважаемый всеми человек, и никто его не может ни в чем упрекнуть... Но СК РФ -- это не его председатель, каким бы хорошим, честным и умным тот ни был. Ценность союза не в том, чтобы быть представленным эффектным лицом, а в том, чтобы собрать вместе разных людей и помочь им достичь общих целей. От того, смогут ли кинематографисты реально объединиться, понять свои интересы и защитить их, зависит очень многое. Если да, то стране будет явлен редкий положительный пример общественного единения. Если нет -- окажется, что Михалков прав. Не хотелось бы, потому что жить в мире, им обрисованном, очень неприятно.