В этом году фестиваль современного танца «Цех» начался буквально на следующий день после объявления шорт-листа «Золотой маски», и случилось так, что в его программе оказались две одноактовки, замеченные «масочными» экспертами. Вообще «Цех» редко совпадает в пристрастиях с национальной театральной премией -- на фесте любят работы радикально-концептуальные, эксперты же «Маски» (оперные и балетные критики) привычно желают увидеть в танцевальных номинациях что-нибудь похожее на танец в обыденном понимании слова. Но на этот раз гора и Магомет двинулись навстречу друг другу -- и в один вечер публике были представлены Luftmangel (продукция московской группы «Онэ Цукер») и «Хури-хури» (екатеринбургская компания «Киплинг»).

До того фестиваль повторял московские премьеры минувшего сезона и почтительно знакомил с творчеством белорусских коллег; впрочем, еще успел напугать одним петербургским сочинением. Александр Любашин и группа Ed physical theatre перенесли действие «Франчески да Римини» в современный офис, и под музыку Чайковского агрессивная бизнес-дама брала штурмом, укладывая на стол, пассивного менеджера среднего звена; его же соблазняла тихоня-секретарша; завершалось дело двойным убийством -- оскорбленная дама расстреливала подчиненных. О современности спектакля говорило все: и смена ролей (в оригинале вообще-то двое мужчин соперничали из-за женщины), и ноутбук на столе, и выхватываемый револьвер -- все, кроме убогой танцевальной лексики, близкой скорее к студенческой самодеятельности шестидесятых годов. «Франческа да Офис» и есть сочинение уныло-стебное, вечно студенческое -- и зачем было его брать в программу фестиваля, непонятно.

Что касается грядущих участников «Маски», то по их поводу таких вопросов не возникает. Luftmangel (с немецкого -- «недостаток воздуха») сделан группой «Онэ Цукер» (с немецкого же -- «без сахара», и не спрашивайте меня, почему они в одном случае употребляют латиницу, а в другом обходятся кириллицей, -- я не знаю) на вполне профессиональном уровне. Прежде всего речь идет о качестве движения -- Дарья Бузовкина, Тарас Бурнашев, Александр Андрияшкин, Илья Беленков, сочинившие и станцевавшие текст, без сомнений, представляют театр, а не самодеятельность. Другое дело, что вашему обозревателю такой театр не то что не мил, но не любезен в степени чрезвычайной. Пластически исследуется распад движения: то танцовщик, лежа на полу, бьется об этот пол грудью, выгибаясь в чудовищной судороге (и долго-долго бьется), то неведомая сила выкручивает конечности артистов под дикими углами, то кого-то будто плющит о невидимое стекло и лицо расплывается в чудовищной гримасе. В фонограмме тоже разрушение: от скрипа и грохота каких-то передвигаемых ящиков до какофонии железнодорожной катастрофы. Почти час подряд люди на сцене убеждают людей в зале, что мир уродлив, безнадежен и пакостен (вот, смотрите, как может быть плохо... и вот этак... и вот так). Доходчиво так убеждают. Но зачем? Вот если в их собственных телах есть необходимая гармония (достигаемая в танце, как известно, адским трудом) -- наличие ее уже ведь опровергает этот тезис о глобальной безнадежности мира.

На таком мрачном фоне «Хури-хури» екатеринбургской труппы «Киплинг» порадовал элементарным чувством юмора и бодростью взгляда на мир. Наталья Левченко сплела спектакль из выцепленных из южноамериканских сказок фраз и обыденности домашних обрядов. Обряженные в вязаные шапочки, сами похожие на какие-то вязаные игрушки девицы в «Хури-хури» прядут шерсть и месят тесто, а Левченко потихоньку утверждает, что в каждой домашней работе есть своя магия. Потому это очень женский спектакль -- мужчины в зале похмыкивали недоуменно-покровительственно, женщины же сидели и кивали головами. Вот это экстаз готовки -- когда в тесто вцепляются сразу несколько рук, и оно взлетает в воздух, и распадается на части, и во что-то новое складывается, и кусочки мимоходом отправляются в рот. Наслаждение рукоделием -- когда сплетается из красных нитей сложная конструкция, и только каждая из мастериц знает, куда в следующий момент двинуть руку, чтобы все не запутать и не испортить. Конечно, прием исчерпывается довольно быстро, и во второй половине сорокаминутного спектакля возникают уже памятные эпизоды, но в первой части столько обаяния, что повторы с легкостью можно простить.

Последние вечера фестиваля -- сегодняшний и завтрашний -- отданы проектам, существующим на стыке жанров: пост-рок-группа Mooncake и танцевальная группа Monkey production в «Актовом зале» представят гибрид спектакля и рок-концерта Who let the birds out?!, призывая «выпустить птиц своего подсознания на волю», а в Центре имени Мейерхольда французский хореограф Паскалин Веррье покажет свое сочинение для выпускниц школы Николая Огрызкова -- «Астерия, моя жизнь -- это путешествие, мое тело -- мой дом»; там на равных будут существовать танец и видео. Пожалуй, эта самая «Астерия» -- один из самых интригующих проектов феста: Веррье начала придумывать его, еще когда танцовщицы только приступали к учебе -- спектакль рос вместе с ними. Просматривая видео, можно попытаться решить вечную загадку -- как из кого-то из учениц вырастают танцовщицы (как вот из учениц Огрызкова, нашедших отличную работу в главной стране contemporary dance -- в Голландии), почему вдруг им это удается. А почему некоторым не удается, это уж можно решать на некоторых других спектаклях «Цеха».