Трудно найти другого режиссера, который ничтоже сумняшеся взялся бы за этот ранний (1859) и малоизвестный роман великого писателя. Его, строго говоря, и романом-то не назовешь -- короткий (чуть больше восьмидесяти страниц книжного текста), камерный (всего несколько действующих лиц), с незатейливым сюжетом. По составу идей он близок к "Анне Карениной", но рядом с поздним толстовским шедевром кажется написанной в форме художественного произведения декларацией, к которой очень подошла бы знаменитая эпиграмма Некрасова (сочиненная как раз по поводу "Карениной"):

Толстой нам доказал с уменьем и талантом,

Что женщине не следует гулять

Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,

Когда она жена и мать.

Главные действующие лица "Семейного счастья" Маша и Сергей Михайлович, причем в центре внимания оказывается не рассудительный герой (литературная предтеча самого положительного персонажа "Карениной" Константина Левина), а легкомысленная героиня, от лица которой и ведется повествование. Ее непростые, но все же увенчавшиеся успехом поиски семейного идеала будут в дальнейшем противопоставлены поискам идеальной любви, погубившим Анну Каренину. Правда, забывшую свой материнский и супружеский долг героиню мечтает сыграть всякая актриса, а вот на роли Кити и Левина, и уж тем более Маши и Сергея Михайловича, охотников сыскать сложнее, но в случае с Фоменко это совершенно неважно.

Знаменитый режиссер как раз и занят алхимическим извлечением философского камня, с помощью которого можно практически любую роль делать бенефисной. Именно театральная (а не социальная или идеологическая) подоплека того или иного текста -- единственное, что по-настоящему его волнует. В свое время он пленил публику и критику спектаклями по Островскому, поставив классические пьесы так, что весь общественно-политический пафос, всякое противопоставление волков и овец, без вины виноватых и действительно виноватых ушло на задний план, на передний же выступила россыпь прекрасно выписанных характеров. Теперь подверг театральной возгонке морализаторскую тяжеловесность толстовского романа.

Маша в исполнении Ксении Кутеповой, надев балетные тапочки, порхает по сцене белоснежной сильфидой. Сергей Михайлович (Сергей Тарамаев) пленяет зрительниц мужской статью. Все недостатки актрисы (и героини) превращены в достоинства. Не умеет Кутепова профессионально играть на фортепьянах -- и не надо. Нет у нее сильного голоса -- тоже не беда. Это эфирное создание так изящно стучит пальчиками мимо нот и так обаятельно дает петуха, что поневоле заслушаешься. Она типичная инженю, потому и пленять должна не глубиной и противоречивостью характера, а свежестью, чувственностью и непосредственностью.

Прочие герои тоже существуют в рамках амплуа. Катерина Карловна (Людмила Аринина), спешащая скрепить едва зародившуюся любовь брачными узами, -- типичная комическая старуха. Сам Сергей Михайлович что-то среднее между героем-любовником и резонером. Спектакль в целом решен в жанре импрессионистической пасторали: герои за накрытым белой скатертью столом пьют настоящий чай с настоящим вареньем, героиня в белых одеждах кормит возлюбленного настоящими ягодами из лукошка. В этом контексте даже назидательный текст Толстого о достоинствах крестьянского труда воспринимается как умение радоваться жизни, а не как осуждение дворянской праздности.

Верность своим амплуа артисты сохранят и во второй части, где согласно сюжету Маша из девочки-фиалки превращается в любительницу светских развлечений. Окрашенное Толстым в мрачные тона повествование о том, как героиня забыла свой супружеский долг, подается в виде театральной игры. Светское общество Петербурга и Баден-Бадена персонифицировано в двух изящных юношах (Игорь Любимов и Андрей Щенников), эдаких пародийных Чайльд-Гарольдах, танцующих, целующих ручки и романтически всматривающихся в даль. И почему не поскакать между ними сильфидой? Толстой Машу осуждает, Фоменко ею умиляется -- что не простишь хорошенькой женщине. Заканчивается все идиллически. Герои опять сидят за столом и опять пьют чай. Финальный вывод великого писателя о том, что мужа надо любить не как мужчину, а как отца своих детей, звучал бы здесь крайне неуместно. Именно как мужчину и надо любить, и прощать друг друга надо уметь. И вообще, милые бранятся -- только тешатся. Кажется, еще минута и счастливая семейная пара запоет голосами Яншина и Андровской из знаменитого мхатовского спектакля "Школа злословия" -- "Голубок и горлица никогда не ссорятся, м-и-и-рно живут..."

Конечно, рядом с предыдущим спектаклем Фоменко ("Одна абсолютная счастливая деревня" по повести Бориса Вахтина) "Семейное счастье" кажется милым пустячком, но смотришь его с истинным наслаждением. И надеждой, что, если бы Толстой увидел эти игры, он поверил бы не только в чистую и светлую любовь между мужчиной и женщиной, но и в фоменковские рецепты театральной магии, превращающие скучный роман в увлекательный спектакль.