Спецплатформу МВД Казанского вокзала оцепляют уже к половине десятого утра. Так столичная милиция встречает каждый поезд из Чечни, и субботний рейс Назрань--Москва не был исключением. Хотя, пожалуй, самыми «подозрительными» пассажирами были несколько школьников из Чечни, вышедших из вагона последними. Привыкшие жить в подвалах без воды, еды и света, они стояли на платформе и недоуменно озирались. «А где же Москва? Это вокзал, да? Это и есть Москва?» -- спрашивает маленькая Айза у руководителя группы Зайнап Гашаевой. Зайнап стала ей почти что мамой, потому что родители Айзы, как почти и всех остальных этих детей, убиты. Они приехали в Москву, чтобы хоть немного пожить по-человечески и не видеть грозненских развалин.

Эти десять детей приехали в Москву благодаря Международному женскому клубу, Союзу женщин Северного Кавказа, а также организациям «Эхо войны» и «Добро без границ». Оплатила их приезд католическая организация «Каритас Франс». Но до Назрани из Грозного все добирались своим ходом без чьей-либо помощи. Детей из Чечни вывозили четыре женщины: Зайнап Гашаева, Ирина Петрова, Раиса Хажмерзаева и Тайта Юнусова. Они безумно рады, что все получилось, и уже на платформе обсуждают, как хорошо было бы привезти в Москву и других детей. И вообще сделать эти «поездки в мирную жизнь» регулярными. «Это ведь так важно для детей, хоть на 10 дней забыть, что такое война, -- поясняет Раиса. -- Звуки бомбежки для наших ребят стали привычны, как для кого-то радио на кухне. Они должны знать, что такое нормальная жизнь».

Семь детей родом из Грозного, трое -- из Карабулака. «Мы три месяца не выходили из подвала, потому что нас бомбили самолетами. Не было воды, еды, ничего не было. Заболел папа, потому что было холодно. А денег нет, чтобы отвезти его в больницу», -- говорит десятилетний Эмра, один из немногих, кто более или менее спокойно может разговаривать с посторонними. Остальные о войне говорят односложно: «Страшно». И тут же замолкают. Им всего по 7--10 лет.

«А чем ты дома занимаешься?» -- пытаюсь разговорить Наташу, девочку с задорным курносым носом и взрослыми глазами. Молчит. Потом словно вспоминает: «В школу хожу. Холодно было раньше, а теперь клеенкой окна забили, теплее стало. Еще уроки делаю, гуляю... Во время войны с мамой и братом в коридоре прятались еще». Потом Наташину маму убили.

Ирина Петрова учительница. Сразу же после 56-дневной бомбежки в станице Первомайская она возобновила занятия. «Уже год нет газа, света, воды, -- начинает Ирина и тут же спохватывается. -- Только не подумайте, что мы прибедняемся! Мы все теперь умеем, научились обходиться тем минимумом, который цивилизованных людей уже давно не устраивает. Вот в поезде тоже не было ни света, ни воды, -- улыбается. -- Домашняя атмосфера». Русская учительница чем-то неуловимо напоминает детей, которых она привезла в Москву. Наверное, ей так же, как им, до сих пор не верится в то, что где-то по улицам могут ходить обычные люди без оружия. Поэтому картинки мирной московской жизни им представляются вернисажем, который они приехали разглядывать как экскурсанты.

«Ты к русским как относишься?» -- спрашиваю напоследок десятилетнего Эмру. «Хорошо отношусь, -- отвечает. -- Только они разные бывают. Вот кто с нами воевал и кто стрелял в нас, когда мы из подвала хотели выйти, к этим плохо отношусь».