Эпитет «упоительный» для имени Россини придумал Пушкин, живший в одно время с великим итальянцем, -- он-то знал, как упоительны в надлежащем исполнении россиниевские арии и ансамбли. В современной Москве делать такого Россини умел только один музыкант -- Евгений Колобов, замену которому пока что не найти.

В «Новой опере» премьерой «Севильского цирюльника» дирижирует нынешний музыкальный руководитель Эри Клас -- маэстро, известный в Москве как достойный, высокопрофессиональный музыкант. Оркестр, который под руками Колобова кипел и пульсировал, хихикал и рыдал, укорял и утешал, в целом играет очень неплохо, но ключа к пониманию партитуры не дает: Клас не вслушивается в суть, а скользит по поверхности. К внешней занимательности прежде всего стремится и постановщик, тоже вполне высокопрофессиональный мастер, англичанин Элайджа Мошински.

Даже выбор певцов в «Новой опере» для той или иной роли шел у режиссера по чисто внешней линии. Розину он видел только колоратурным сопрано. И мы видим на сцене симпатичную, бойкую, стильную девицу образца ХХ века, которая, однако, поет бедненьким опереточным голосом, хотя и попадает во все высокие ноты (Анастасия Белукова). Фигаро в исполнении Олега Шагоцкого жовиален, вальяжен и гривуазен, быстро-быстро чешет речитативы (не понимая в них ничего), но голос у него предательски дребезжит и воровато ерзает по нотам.

Мошински создает спектакль, в котором на сцене куча суеты, россыпи быстрых перемещений и горы оживляжа. Слава богу, нет дурновкусия, зато внешних приколов куда больше, чем тонкого и естественного юмора. Оформление Энн Тилби, крутой английской арт-леди, стильно своей неброскостью и почти антитеатральностью. Утешительный контраст к вульгарности одной из последних премьер театра -- «Любовному напитку».

В «Новой опере» достаточно хороших певцов, и на второстепенные роли здесь занимают отличных профессионалов. Сергей Шеремет наделяет своих персонажей (Фьорелло и Офицер) отличным голосом и достойной повадкой; уверенно поющая Анастасия Бабичева залихватски придает Берте узнаваемые черты героини бульварной комедии или латиноамериканского сериала. Владимир Кудашев обладает очень красивым голосом, в котором есть и роскошная вязкость, и «слеза», и потому поет Дона Базилио по праву. Но не пора ли молодому певцу перестать умильно любоваться собственным голосом и заняться всерьез техникой пения, выйти из плена постоянного громкого звука, мешающего достичь максимальной выразительности? Иначе Дон Базилио превращается в одномерную карикатуру.

Ничего подобного не происходит с доктором Бартоло в исполнении Дмитрия Овчинникова. Отличное нюансированное пение всегда выражает внутреннее состояние. Овчинников недаром солист «Геликон-оперы»: тамошний шеф Дмитрий Бертман знает, как создается театральное чудо -- «поющий актер». Особенно действенным становится вокальный жест овчинниковского Бартоло перед юным графом Альмавивой: уж очень смел и безогляден этот прущий напролом юноша! У Бартоло аж искры сыплются из глаз!

В роли графа Альмавивы -- дебютирующий на сцене Сергей Романовский, недавний выпускник Московской консерватории и главное открытие этого спектакля. Мы уже знаем его голос -- в сентябре он спел Тибальта в концертном исполнении «Капулетти и Монтекки» Беллини и сразу обратил на себя внимание (см. «Время новостей» от 8 сентября). Но одно дело резкий, мстительный Тибальт, партия второго плана, а другое -- Альмавива, роль для тенора-премьера. И как только звучит его голос в дивной серенаде первой картины, мы сразу понимаем: перед нами настоящий итальянский лирический тенор, сладкозвучие которого расстилает перед ним красную дорожку триумфа. Как ни юн певец, умение играть голосом, передавать самые тонкие повороты душевных движений через разные градации громкости и тембральные оттенки выдает в нем мастера. Небольшого роста, Романовский обладает выразительным лицом и живой мимикой, его глаза блестят и загораются светлым огнем вдохновения. Он не стесняется своего роста и дает поднимать себя за талию и держать на весу, как живую куклу, статному и высокому Фигаро.

Если сравнивать Романовского с сегодняшними оперными звездами молодого поколения, то у него есть и обольстительность голоса, как у Хуана Диего Флореса, и порывистая выразительность вокального жеста, как у Роландо Вильясона. Но еще у Романовского есть нечто совершенно московское. Это мягкая задушевность, пронзительный лиризм, заставляющие вспомнить Сергея Яковлевича Лемешева. Голос Романовского мгновенно насыщается любовной страстью, мы чувствуем пылкую душу этого молодого повесы -- и снова вспоминаем Пушкина: «...он звуки льет -- они кипят, они текут, они горят, как поцелуи молодые».