Всякий отечественный театр мечтает иметь спектакль «для врачей» или, как раньше говорили, «для комиссионок» -- суперуспешную постановку со звездами, билетами на которую можно отблагодарить, подкупить или задобрить нужных и важных людей. Когда-то в и без того малодоступной "Таганке" такой валютой был «Мастер и Маргарита», в Ленкоме -- «Юнона и Авось». Ближе к сегодняшнему дню спектаклями «для врачей» становились чаще мелодрамы и энергичные комедии вроде мхатовского «№13». Комедий со звездами, которые могут собрать большой зал, куда больше, но настоящий «валютный» спектакль должен находиться в рамках хорошего вкуса, чтобы даже вузовский профессор сына не поморщился. И вот в Петербург на «Балтийский дом» приехал такой спектакль из Риги. «Керри. Ретроспекция» Латвийского национального театра был поставлен Галиной Полищук по знаменитому мюзиклу Паулса 1978 года. И главным его козырем конечно же были слова на афише: «За роялем -- Раймонд Паулс».

Гигантский зал «Балтийского дома» был полон, как случалось только на спектаклях Някрошюса, хотя билеты продавали куда дороже. Не фестивальная, весьма немолодая публика, состоящая главным образом из женщин, могла себе позволить билеты по три тысячи. Смотреть шли в первую очередь на Паулса, несли букеты, волновались, представляли себе «я в восьмом ряду, меня узнайте вы, маэстро» и тревожно перезванивались в антракте с подругами, которые сидели слева, где рояль: «Ну как он, тебе его видно?» Седой подтянутый маэстро, совершенно неизменившийся с тех пор, как с ним пела Пугачева, выглядел по-прежнему строгим и бесстрастным.

Мюзикл Паулса я помню с того самого конца 70-х -- пластинка «Сестра Керри» у меня была. Сам роман Драйзера, который в советское время хвалили за социальную критику и, кажется, продавали «на макулатуру», я не читала, но слово «мюзикл» и особенно обложка пластинки мне казались шикарными. Это был лакированный конверт с лицом большеглазой девушки в локонах, каких рисуют школьницы в тетрадках, да еще будто бы за стеклом, покрытым каплями. Не помню, чтобы музыка эта мне как-то особенно нравилась, но слушалась и запоминалась она, как всегда у Паулса, легко и так же, как он, была застегнута на все пуговицы: немного юмора и немного драматизма, все в границах хорошего вкуса.

Для новой постановки Галина Полищук придумала сценарную рамку: дело якобы происходит во время съемки биографического фильма о восхождении знаменитой актрисы. Немолодая Керри вместе со сценаристом сидят у мониторов и смотрят на сцену, где разворачивается действие, время от времени препираясь. Споры эти явно сделаны для того, чтобы свести вместе социальный запал романа с мелодраматической историей про любовь из мюзикла: сценарист твердит, что актриса шла к карьерным вершинам по трупам мужчин, Керри вздыхает, что она всех любила и нечего лезть в ее личную жизнь. На сцене между тем разворачиваются черно-белые картинки в духе фильмов 50-х годов, которым весьма идет джазовый оттенок музыки Паулса.

Пышные юбки до колен, тонкие талии, танцующие под дождем прохожие с зонтиками, гудки машин, шум вокзала, кинозал, где герои смотрят «Джеймса Бонда», микроэтюды, напоминающие о фильмах 50-х. Мужской степ и веселое девичье трио в баре, танцы фабричных девушек в белых платочках, танцы морячков, танцы полицейских сыщиков в шляпах и с газетами. Движение есть, но все кажется замедленным, как слайд-шоу. Черно-белые задники с видами американских площадей и мостов то открываются, то закрываются черно-белыми ширмами, будто бы заклеенными огромными газетами.

Артисты национального театра -- белокурая хорошенькая Керри (Дита Луриня) и импозантный Герствуд (Марцис Маньяковс), ведомые фонограммой вместе с «живым» роялем невозмутимого Паулса, поют на удивление хорошо для непрофессиональных певцов. И вполне можно не обращать внимания на титры над сценой, где идет перевод пошлых и многозначительных поэтических текстов про любовные лучики, карнавалы и срывание масок, которые прежде на незнакомом языке казались полными смысла. Но в ударном любовном дуэте десакрализация все-таки происходит: когда Герствуд внезапно по-русски запел: «Теплая ночь разбросала/ Звездочки в вышине/ Нынче одна из них/ Стала светом в моем окне...», зал громко охнул, и непонятно было, выдох это восторга или ужаса.

Впрочем, выйдя на поклоны, только что эффектно погибший под колесами автомобиля Герствуд, приобняв Керри, запел снова, на бис, по-русски: «Керри -- пою это имя,/ Словно молитву пою...» -- и шмыгающая носом публика зашлась в аплодисментах. А лишь только на словах «Сердце мое на ладони,/ вот оно перед тобой...» Паулс, уже стоящий среди актеров, победно поднял букет над головой, весь зал, полный немолодых женщин, прямо-таки завыл, и все повскакали с мест. Уходили счастливыми.