Артдиректор Екатеринбургского театра танца Олег Петров -- личность в балетных кругах легендарная. Историк по образованию, он стал рецензентом и балетоведом -- его двухтомник, посвященный русскому театру в русской критике XIX века, стоит на полке у всех уважающих себя профессионалов. Но девятнадцать лет назад он отодвинул в сторону сочинительство и занялся созданием спектаклей. Тогда возник театр, в котором он определяет художественную политику, театр, работающий по европейским стандартам. В нем ставят спектакли лидеры европейского современного танца (Карин Сапорта и Пал Френак, к примеру), и труппа выдает тот класс работы, что неведом данс-компаниям Москвы и Петербурга. После премьеры «Щелкунчика» о принципах работы Олега ПЕТРОВА расспросила Анна ГОРДЕЕВА.

-- Как вы выбираете хореографов для театра?

-- По принципу «хороших и разных». Дело в том, что мы в последние два-три сезона были очень увлечены хореографией Пала Френака и его последователей. С Френака начался новый танец и для театра, и для Екатеринбурга -- город впервые увидел его много лет назад, когда Френак приехал со спектаклем «Плашки». Мы воспитали на нем нашу публику, но после его последнего спектакля «Голод» даже у ярых поклонников этого хореографа, кажется, возникло перенасыщение, все немножко устали от повторения. Это как, знаете, в классическом репертуарном балетном театре: «Жизель», «Спящая красавица», «Дон Кихот» и все то же в обратном порядке. После Френака появился Балаш Бараней -- его последователь, ученик, его танцовщик, но с более мягкими пластическими интонациями.

Что касается приглашения Индре Рейнхольде, для меня это имя не новое, я знал, что она делала прежде: это профессионально, но меня не очень занимало. Однако раз театр у нас настоящий и решаем мы вопросы не только художественные, но и финансовые, нам, конечно, захотелось сделать спектакль для детей. А так как Индре получила премию за ряд спектаклей для детей, мы с ней обсудили эту проблему и остановились на «Щелкунчике». Когда же Индре приехала работать, выяснилось, что в ней на самом деле поселился абсолютно не детский спектакль. Но у меня есть правило: когда я приглашаю хореографа, ему дается карт-бланш. Что ему кажется важным, как он выбирает актеров, кому что поручит -- это уже его полное право. Может быть, потому, что я сам человек очень разных настроений, мне кажется, что в театре должны быть хореографы, которые разные настроения предъявляют.

-- Я как раз хотела спросить: как вы думаете, какая часть вашей публики, воспитанной на жестких конструкциях Френака, воспримет только что вышедший спектакль, почти балетный по интонации, а какая нет?

-- Сложно сказать. Разумеется, поклонники «Голода» обвинят меня в ретроградстве. Те, кто не принимает «Голод», сегодня подходили, говорили: «Боже, какой прелестный вечер, какой потрясающий спектакль!» Вы знаете, так будет всегда. Когда я был начинающим артдиректором, меня от этого мотало в разные стороны. Один говорит: «Блестяще, потрясающе!» Другой возмущается: «Зачем?!» А с возрастом то ли мудрости прибавилось, то ли я действительно ко всему привык. В профессии продюсера, мне кажется, момент цинизма очень важен. По-моему, в смысле цинизма я становлюсь полноценным продюсером.

-- Как вы считаете, а городскому начальству спектакль понравился?

-- Надо отдать им должное -- они, наверно, потому и терпят меня -- мой скверный характер, мой язвительный язык, что доверяют мне как профессионалу. Если бы они в этом усомнились... Знаете, в любом спектакле можно найти повод, чтобы сказать -- это плохо. А потом надо знать нашего начальника управления культуры -- дама не лишена ума, хотя вряд ли она порадуется такому определению. И в том, что касается нашего театра, подобно тому, как я даю карт-бланш хореографам, так управление культуры дает карт-бланш мне.

-- То есть вы уверенно смотрите в будущее?

-- Мы открыли девятнадцатый сезон в предчувствии юбилея. И предчувствие у меня непростое. На юбилей принято дарить подарки. И мне бы хотелось... Это же не мой личный театр, это муниципальный театр, и я был бы очень рад, если бы в канун юбилея город подарил своему театру абсолютно необходимую вещь -- постоянную репетиционную базу. Потому что наличие своей репетиционной базы -- это одна из возможностей сделать работу стабильной и привлечь в театр интересных танцовщиков. Не хореографов -- хореографы, как правило, из категории кочевников. А балетная братия при всей молодости, при всей беспечности в нынешние времена стала абсолютно другой. Чтобы ее заманить в театр, недостаточно интересных работ. Наличие постоянного класса, в который приходят так же, как приходят в собственный дом, всегда создает ощущение -- может быть, и обманчивое -- какого-то благополучия. В данном случае я не говорю о благополучии с обывательской точки зрения, а я говорю о том желании, на которое имеет право каждый человек, даже артист.