Убитого ровно неделю назад в Москве бывшего депутата Госдумы от Чечни Руслана Ямадаева можно считать человеком совершенно определенной эпохи -- эпохи войны. В эту эпоху сформировалось весьма своеобразное поколение чеченских деятелей, к которому относился и сам Руслан Ямадаев, и его брат Сулим, и президент Чечни Ахмат Кадыров, и даже, несмотря на возрастную разницу, ее нынешний президент Кадыров Рамзан. Этот список не исчерпывающий, но бросается в глаза, что все перечисленные люди были удостоены звания Героев России. Таким образом было поощрено их не вызывающее сомнений мужество, которое позволило им сделать выбор: перестать воевать против России и начать воевать за, в некоторых случаях не менее героически.

Смерть Руслана Ямадаева, какая бы версия в итоге ни была выдвинута официальным следствием и что бы по этому поводу ни решило чеченское общество, -- это знак окончания эпохи героев. При всем ужасе этого или любого другого убийства такое окончание эпохи -- неизбежный итог урегулирования любого кризиса, когда люди, привыкшие воевать с оружием в руках и некоторое время применявшие свои военные навыки в новой мирной жизни, уступают место другим, сугубо гражданским менеджерам, привыкшим к костюму и галстуку.

Желание стать таким менеджером все чаще публично демонстрирует Рамзан Кадыров, понимая, что времена меняются, и не желая никому уступать свое место. Очень вероятно, что и в Москве кто-то из больших руководителей решил, что респектабельный облик успешного чеченского восстановления уже требует руководителей иной формации, чем все эти непонятные бывшие боевики.

Проблема в том, что «руководители иной формации» не особенно блистательно справляются с ситуацией в соседних регионах. В других республиках Северного Кавказа просто нет такого уникального сектора элиты, который успел сформироваться в Чечне -- из тех, кто воевал сначала против, а потом за. В соседних Ингушетии и Дагестане у власти находится элита, сформировавшаяся относительно мирным способом и уже довольно давно. Но положение дел, если следить по оперативным сводкам, отнюдь не улучшается. Активность боевиков медленно, но верно растет.

Свою войну за установление шариатского порядка боевики ведут против местных чиновников, которые давно утратили доверие населения, и против федералов-силовиков, которые пытаются выжигать подполье каленым железом, но допускают «издержки» в виде жертв среди мирного населения и этим способствуют росту подполья. Это подполье будет жить, даже если полностью отрезать его от источников идейной и финансовой поддержки за рубежом. Идее хватило последних десяти лет, чтобы пустить прочные корни, а деньги легко взять из бюджета, если прийти с автоматом к сельскому главе администрации и потребовать их под страхом смерти.

Начало осени в Дагестане ознаменовалось, кажется, громкими победами силовиков -- за первые десять дней сентября УФСБ выследило и ликвидировало двух важнейших дагестанских эмиров: Асхаба Бидаева и Ильгара Молачиева. Но время героев ведь кончилось и по ту сторону линии фронта -- времена, когда полевые командиры занимали города во главе больших отрядов, в прошлом, и сейчас сеть подполья функционирует уже независимо от того, насколько известный человек руководит тем или иным ее узлом. А данная победа была омрачена потерями среди милиционеров, и потери эти продолжают расти.

Между тем уничтожение боевиков, по-видимому, лучший выход из положения, как бы дико это ни звучало с гуманитарной точки зрения. В том же Дагестане несколько плененных полевых командиров разного уровня ждут суда, но не могут его дождаться, потому что их адвокаты требуют созыва коллегии присяжных, а идти в нее все боятся, зная, что у плененных боевиков есть более везучие коллеги или просто родственники. Получается, что гражданские начальники в галстуках -- в данном случае те, которые выписывают повестки присяжным, -- имеют меньше власти, чем боевики, пусть некоторые из них и сидят в следственных изоляторах.

А власти республики, от которых население еще год назад готово было ждать перемен, увлечены перегруппировкой сил, которая ведется даже не по правилам традиционного для Дагестана распределения полномочий по этническому признаку -- чтобы не было обидно никому из основных этносов, ни аварцам, ни даргинцам, ни кумыкам, ни лезгинам. С какого-то момента принято считать, что принцип неформального этнического представительства -- это архаизм, и Дагестану тоже пора жить по обычным бюрократическим правилам, принятым во всей России.

С такой общероссийской точки зрения очень естественным выглядит принятое 25 сентября решение парламента Дагестана о расширении полномочий президента Муху Алиева (на снимке). Теперь Муху Алиев совмещает пост президента с постом премьер-министра и сам формирует свое правительство, не спрашивая согласия депутатов. Это принципиальное нарушение существовавшего до сих пор правила распределения главных постов в республике по этническому признаку.

Муху Алиев, став президентом в начале 2006 года, пообещал бороться в Дагестане с клановостью и коррупцией. Он сделал ряд шагов в этом направлении, и вполне вероятно, что отказ от услуг премьер-министра продиктован этой же идеей. Но г-н Алиев, будучи сам плотью от плоти давно сложившейся дагестанской элиты, не может действовать быстро, и никто не смог бы на его месте. А вот лимит общественной надежды, отпущенный ему в 2006 году как "новенькому", тает, если судить по растущей активности боевиков. Сейчас Дагестан полон слухов о скорой замене министра внутренних дел -- аварец Адильгерей Магомедтагиров является одним из долгожителей северокавказского политического и силового олимпа. Но при всех возможных претензиях к качеству работы дагестанской милиции Адильгерей Магомедтагиров достаточно туго знает свое дело, и не факт, что его преемник сможет работать хотя бы так же, как он.

Ситуацию в Ингушетии ее бывший президент Руслан Аушев на днях вообще назвал «умеренной гражданской войной». Г-н Аушев, к слову, исключает, что Москва может прислушаться к голосу ингушской оппозиции и предложить ему вернуться на пост президента республики. Герой Советского Союза Руслан Аушев при всей разнице в возрасте и социальном опыте имеет много общего с чеченским "поколением героев": он принял республику, когда ее собственная экономика была на абсолютном нуле, потому что десятилетия до этого она существовала как садово-огородная окраина Чечено-Ингушетии, и в условиях войны (шла кровавая фаза осетино-ингушского конфликта).

Нынешний спикер парламента Ингушетии Махмуд Сакалов сразу же ответил экс-президенту в том духе, что все ингушские проблемы начались как раз в эпоху Аушева. Но даже если и так, нынешнее руководство не проявляет способности с ними справиться. На днях ингушская общественность снова публично обратилась к российскому президенту -- на этот раз с призывом проявить справедливость в отношении ингушей в ситуации вокруг Пригородного района. Потому что ингуши, по мнению авторов воззвания, это «более исконный российский народ, чем ставшие непонятно как и когда российским гражданами жители Южной Осетии и Абхазии». Не то чтобы под обращением снова были десятки тысяч подписей. Просто авторам, как и многим другим, непонятно отсутствие со стороны федерального центра какого бы то ни было внимания к ситуации в Ингушетии. А поскольку реальной гражданской оппозиции в этой республике нет, велик риск, что ее нишу и там займут радикальные исламисты.