В издательской аннотации «Хореографические портреты» названы заключительной частью трилогии. Подразумевается, что первым томом этой трилогии был «Дивертисмент», вышедший в 1981 году, вторым -- «Дом Петипа» (год 2000-й). И должно быть, в истории эти книги и будут восприниматься единым целым, хотя изначально никакого трехтомника Вадим Гаевский не планировал. И несмотря на то, что книги существенным образом отличаются друг от друга.

Три этих тома объединяют персонажи -- люди классического балета -- и стиль автора, одновременно узорчатый и ясный. Но как сам классический балет, кажущийся искусством наиконсервативнейшим, меняется под влиянием колышущегося и рвущегося времени, так и сочинения лучшего русского балетного критика менялись во взаимодействии с описываемой средой.

В 1981 году унылое время сыпалось сквозь пальцы, казалось, что лучшие годы в балете позади, и тихая, но уверенная констатация этого факта Гаевским привела к запрету «Дивертисмента» и уничтожению тиража. (Все советское -- значит отличное, в Большом театре не может быть проблем.) В 2000-м в тексте «Дома Петипа» была еще эйфория победы -- потому что мариинский балет уверенно шел на взлет. А ведь что бы ни говорили о критиках обиженные невниманием или непониманием артисты, нет более любимого дела для любого театрального рецензента, чем писать об успехах театра. Над провалом можно посмеяться или ему можно посочувствовать, но радоваться можно только успеху, лишь о нем можно писать с удовольствием. И успех мариинского балета -- успех не одного спектакля, но целого театра, новой его политики, новых его звезд, успех, держащийся на великой истории и грандиозной сегодняшней работе, -- стал стимулом для написания книги о прошлом и настоящем петербургского балета.

К нынешнему, 2008 году ситуация изменилась.

В любимой критиком Мариинке время сомнительное и неустойчивое. Череда конфликтов худрука театра Валерия Гергиева и балетного худрука Махарбека Вазиева привела весной этого года к отставке последнего. Меж тем именно Вазиев (и его помощник по репертуару Павел Гершензон) сформировал тот новый репертуар театра, что заставил весь мир говорить о том, что русские могут танцевать все, а не только Мариуса Петипа и Юрия Григоровича. Те же проекты, что появлялись в театре по инициативе самого Гергиева, достаточно часто выглядели сомнительно (достаточно вспомнить монструозного «Щелкунчика» Михаила Шемякина или провалившийся «Золотой век»). Что будет дальше с театром -- загадка, и перспективы выглядят невесело. А в те же самые последние пять лет, что Мариинку сначала слегка потряхивало, а потом и шатнуло полноценным землетрясением, в Большом театре работал Алексей Ратманский -- и его сочинения заставили Вадима Гаевского заговорить о новых московских надеждах.

Но надеждам этим все же отведено в книге очень небольшое место. Текст о «Болте», сочиненном Ратманским манифесте частного человека, попавшего в машину большого производства. Текст о «Золушке» Юрия Посохова, тонкой и печальной сказке, об одном из лучших спектаклей минувших лет. Большая часть 600 страниц «Хореографических портретов» отдана людям прошлого. Дягилеву и Баланчину -- массивные разделы о них открывают и закрывают книгу. О балетмейстерах советских лет -- Федоре Лопухове и Ростиславе Захарове. Раздел «Вести из Европы» также невелик -- каждому из знаменитых балетмейстеров, работавших в России (Джон Ноймайер или Ролан Пети, например) или в Россию приезжавших с гастролями (Морис Бежар и Пина Бауш), дано всего по нескольку страниц. По прочтении книги складывается ощущение, что автор отстраняется от сегодняшнего дня балета и, предлагая читателю глубокие, точно выстроенные исторические очерки, советует ему об этом сегодняшнем дне подумать самому. Кажется, что он от этого «текущего момента» устал и прошлое ему интереснее. Но сочиненные почти восьмидесятилетним мэтром (юбилей будет в ноябре) «Хореографические портреты» меж тем «книгой расставаний» (так назывались вышедшие в прошлом году воспоминания Гаевского об ушедших коллегах-критиках) с балетом не выглядят. В спокойном тексте то тут, то там промелькивают отблески споров об артистах именно сегодняшних и о хореографических идеях завтрашнего дня. Очевидно, что еще многое не договорено и есть еще вещи, ради которых Гаевский готов вступить в полноценное критическое сражение. То есть, дай бог, книжка не последняя.