Режиссер Ян Клята ярко дебютировал «Ревизором» в театре городка Вальбжиха -- спектаклем, в котором участвовали безработные с улицы. В «Трансфере!» тоже заняты непрофессиональные актеры -- пять немцев и пять поляков, переживших раздел Вроцлава во время второй мировой. Клята сделал этот спектакль в театре «Вспулчесны» в сотрудничестве с немецким Геббель-театром, возил его по разным европейским фестивалям. «Трансфер!», с которого в первые пятнадцать минут демонстративно ушло несколько человек, прошел при полной тишине. Это был тот случай, когда политический театр оказался живым, трагическим и необходимым зрелищем. С Яном КЛЯТОЙ беседовала Кристина МАТВИЕНКО.

-- Каково ваше впечатление от сегодняшнего спектакля?

-- Это спектакль о памяти, о том, как она трансформируется. Наши свидетели вспоминают свое детство, и тут мало объективной фиксации истории. Но для меня это и есть настоящий театр, когда за столом сидит старая женщина и просто читает список своих односельчан. На этом списке у нас за пятьдесят спектаклей никто не выходил, а здесь случилось -- один человек вышел. Для меня московский показ самый важный. Важнее немецкого, важнее даже премьеры, потому что мне было важно увидеть, как здесь воспримут эти истории. Немцам гораздо легче рассказывать про изнасилования солдатами мирных жителей. А вот русским про это рассказывать тяжело и опасно. Здесь было такое удивительное напряжение и такой перепад энергий, каких я никогда не видел.

-- У спектакля есть успех на родине?

-- Для поляков и немцев, которые друг друга так сильно затронули во время войны, это внутренняя проблема, которую мы должны решить. Поэтому нам больно и интересно это смотреть. Перед премьерой кто-то планировал освистать нас, но не освистали. А в России театр -- убежище от реальной жизни, отдых. Люди не хотят видеть реальных проблем. У вас визитная карточка Москвы -- Мавзолей, где лежит Ленин. Я туда ходил сегодня, и меня заставили отдавать честь тому, кого я считаю абсолютным злом. Как это возможно?

-- Вы даете разным людям вспомнить об очень неприятных вещах. Кто из них прав, кто виноват?

-- Не ставлю так вопрос. У нас рассказывается о том, как поляки разворовывали еврейское имущество. Мы это не скрываем. С другой стороны, герои-немцы не понимают, что они такого сделали. Мне было важно добиться, чтобы каждый был честен по отношению к себе, к своим воспоминаниям. Они рассказывают честно и внятно, но просто не осознают, как это было плохо. Даже если они повинны в чем-то, они не понимают этого.

-- Как появилась идея спектакля?

-- Вроцлав был раньше немецким городом, и немецкий культурный фонд предложил мне рассказать о немцах, которых когда-то выгнали из этого города, чтобы поселить поляков. Я выдвинул условие -- обязательно рассказать и истории поляков, которых выселяли оттуда. Второе условие: я сказал, что буду работать с людьми, которые жили в то время. Обычно сначала работаешь с текстом, который потом учат актеры. А мы работали наоборот -- у нас были свидетели, которых мы выбрали из большой группы. Драматурги работали с их историями, а потом свидетели учили собственные тексты. Сложно было создать общую историю.

-- Сложно возить спектакль?

-- Есть трудности -- проблема с физическим состоянием. Одна свидетельница почти не видит. У другого нет ноги. Но у них уже зависимость от спектакля, от того, что они играют, ездят на гастроли. Они спрашивают, почему так мало играют и когда прекратится спектакль -- наверное, когда кто-то из нас умрет? У одного участника была операция, и мы попросили профессионального актера его заменить. Но он читал текст с листа и с табличкой «актер» на груди.

-- Как вы работали со стариками?

-- Когда работаешь с актером, можно быть жестким. Можно требовать, игнорировать его настроение и самочувствие. Здесь пришлось быть терпеливым и деликатным. Терпение и нежность -- вот то, чему я научился, вот чем буду пользоваться в работе с профессиональными актерами. Актер может скрыть, если чего-то не знает. А эти люди открыты и беззащитны -- если они не понимают, что здесь делают, ничего не получится. В «Смерти Дантона», которую привезут на фестиваль NET, играют три актера, которые в «Трансфере!» были наверху, Черчилль, Рузвельт и Сталин. Так вот в «Дантоне» я вел с ними работу тем же методом, что в «Трансфере!».

-- Что для вас самое интересное сегодня в театре?

-- Важно не повторять себя. Не повторять и успехов. Понимать свои ошибки. У нас одна команда, но каждый раз мы пытаемся создать что-то новое. На разных текстах и в разном стиле.

-- Почему вас называют панком?

-- Из-за моей прически. Но в «Трансфере!» есть панк -- во-первых, Joy Division, которого исполняют трое актеров, а во-вторых, способ монтажа. И быстрая, сильная энергия. Но не я это придумал -- другие.