Ретроспектива Ильи Кабакова представляет собой цепочку взаимосвязанных событий. Некоторые из них чисто эстетические: собственно работы Кабакова, который ранее не очень баловал Россию выставками, хотя желания и возможности у принимающей стороны были. Другие события можно назвать общественными. В первую очередь это открытие центра современной культуры «Гараж», которым руководит подруга бизнесмена Романа Абрамовича Дарья Жукова.

Летом «Гараж» уже открывали неофициально. Выставка архивных фотографий, посвященных шедевру архитектора Константина Мельникова, сопровождалась декларацией о намерениях. В списке будущих выставок фигурировала коллекция миллиардера Франсуа Пино и большая сопровождающая программа. На выставке Кабакова «Альтернативная история искусств» каждый может убедиться в том, что центр серьезно взялся за дело. Тут есть книжный магазин с изданиями об искусстве, открытый совладельцем отлично работающего «Фаланстера» Борисом Куприяновым. Это серьезная альтернатива другим столичным магазинам, торгующим дорогими западными изданиями, хотя наценка есть и в центре. Центр, что совсем хорошо, проявил и трогательную заботу о юном зрителе: к выставке Кабакова выпущена книжка-игрушка. Видно, что знакомство с западными аналогами пошло центру на пользу.

Правда, благодаря привлекательным для ТВ и желтой прессы именам владелицы «Гаража» и его основного спонсора чета Кабаковых оказалась на втором плане. К тому же главным зрелищем в центре следует признать сам Бахметьевский гараж -- огромный (в полтора Манежа) ангар с замысловатой композицией окон и фасадов. Перед Кабаковым стояла непростая задача победить пространство. И он с этим блестяще справился.

«Альтернативная история искусства» демонстрирует творческий путь трех вымышленных художников -- Шарля Розенталя, Ильи Кабакова и Игоря Спивака. Розенталь был учеником Казимира Малевича, переехал в Париж и умер в 1933 году, попав под автомобиль. Двое других вступают с Розенталем в диалог. Расцвет «Ильи Кабакова» приходится на 70-е, Спивака -- на первую половину 90-х. Все они занимаются, в сущности, одним делом -- скрещивают соцреализм в его самом бросовом, ахрровском варианте с супрематизмом и абстракцией. Работы несуществующей троицы помещены в пространство, целиком противоположное простору Бахметьевского гаража. Зритель попадает в бесконечный лабиринт клаустрофобических музейных стен, покрашенных в невеселые цвета сливы, гороха и манной каши.

Ощущение счастья, захватывающее зрителя на выходе из лабиринта (перед нами -- простор гаража как он есть), способно убедить даже самого замшелого скептика в том, что авангард -- это прекрасно. Возможно, для этого «Альтернативная история искусств» Кабаковым и строилась. Конечно, он пробует ответить на вопрос, который приходит в голову любому посетителю Третьяковки, пытающемуся связать воедино залы русского авангарда с залами социалистического реализма. Как получилось, что ведущая лаборатория искусства, где каждый жест был открытием, превратилась в сучковатую дубину советской фабрики грез? Свои варианты ответа уже дали Владимир Паперный и Борис Гройс. Кабакова интересует не анализ, а синтез. Следует признать, что получается примерно то же самое, как если скрестить ужа с ежом. Творчество Розенталя, Кабакова-2 и Спивака лишено в результате и специфической, но иногда мощной ауры соцреализма, и восторга перед философией беспредметности в авангарде. Это, конечно, просчитанная неудача, ожидаемый провал. Кабаков не зря занимает высокое место в иерархии современного искусства. Художник знает его главный принцип: жизнь произведения происходит за его пределами. Сами по себе работы лишь указатели на контексты экономические, политические, личные в конце концов. Они не должны вызывать желания разглядывать и вникать в изображение. Кабаков создает произведения-знаки, указывающие направление мысли зрителя.

Больше всего «Альтернативная история искусств» напоминает раннюю инсталляцию Кабакова «Человек, который улетел в космос из своей квартиры». Есть определенная ирония в том, что огромные средства потрачены на создание аналога той самой квартиры, уныло завешанной советскими плакатами. Количество почти одинаковых работ быстро вызывает внутренний протест: «Мы поняли, поняли, зачем повторять еще и еще?» Посетитель «Гаража» соответственно оказывается в роли самодеятельного космонавта. Правда, его ждет еще «Красный вагон», инсталляция на высоком подиуме в центре оставшегося от «Альтернативной истории» пространства. Как модернистская скульптура «Красный вагон» прекрасно вписывается в «Гараж», строившийся, кстати, для троллейбусов.

На «Винзаводе» 17 сентября Кабаков был явлен зрителю сразу в четырех пространствах. В «Цехе белого» раскинулась громадная и очень сложная инсталляция «Жизнь мух», достойная отдельной статьи. Правда, все, что мы видим, -- копии, сделанные чуть ли не на принтере. Это превращает разглядывание инсталляции и чтение текстов (в залах полумрак) в занятие довольно бессмысленное и вредное для глаз. Можно заменить чтением каталога.

Подвал того же цеха отдали под интереснейшую выставку фотографий знаменитого Юрия Роста. Рост снимал Кабакова незадолго до отъезда художника в США. Фотографии сопровождаются текстами Роста. Для тех, кому личное общение с художником не светит, это лучший способ познакомиться с Кабаковым-человеком. Галерея Марата и Юлии Гельман представляет инсталляцию «Игра в теннис». На школьных досках -- цитаты из диалога художника с теоретиком Борисом Гройсом. Их неумелая игра в теннис демонстрируется на мониторах. И наконец, opus magnum -- инсталляция «Туалет» (1992). После показа на кассельской «Документе» многие приняли инсталляцию близко к сердцу и обвинили Кабакова в клевете и передергивании. Сейчас этот гибрид вокзального туалета и дачного домика ощущается, как ни странно, уютным. Даже запах компостной кучи наводит зрителя на мысль о беспечном загородном бытии. А идея совместить жизнь и жизнедеятельность вовсе не кажется такой уж возмутительной в эпоху ИКЕА. Москвичей квартирный вопрос еще в 1930-е испортил раз и навсегда. Пусть в «Туалете» не найти аналогов быту аудитории «Винзавода», но в России много мест, где с личным пространством примерно так же туго, как в инсталляции Кабакова.

«Ворота» в Пушкинском музее открывались первыми, но смотреть на них стоит в последнюю очередь. Несколько псевдосимволистских полотен в фирменном «никаком» стиле сопровождаются новоделом -- деревянными воротами. Пройти в них нельзя: инсталляция обнесена музейными веревочками. На открытие директор ГМИИ Ирина Антонова не пришла -- возможно, это что-то значит. Ворота не настраивают на философский лад. Их гладкость и дороговизна материала заставляет вспомнить о важнейшем из сегодняшних искусств -- евроремонте. Возвращаясь к общественному значению ретроспективы Кабакова, скажем: Москва сделала себе своеобразный евроремонт и позвала гостей -- на Кабакова приехали директора музеев, журналисты, художники из всех стран мира. Прекрасно, что нас тоже позвали посмотреть.