Язык современной политики -- это всегда подмена понятий. На самом деле Россия ведь не признала независимость Южной Осетии и Абхазии, она признала их зависимость от себя. Но от того, что дипломатический лексикон лжет, не меняется суть проблем, которые порождаются политическими решениями.

Смотрите, у Южной Осетии с населением около 40 тыс. человек с точки зрения России теперь есть отдельное государство. А у Северной Осетии с населением в десять раз больше -- нет. Есть ли гарантии, что Северная Осетия не захочет иметь свое государство? Или не попросит Москву поглотить Южную Осетию? Как Россия намерена решить проблему грузинских сел в Южной Осетии -- там ведь национальная чересполосица? Просто позволит осетинам навсегда захватить грузинские села? Ответит геноцидом на геноцид?

Опять же, «умыли» мы американцев, показали, что для нас тоже не существует международное право. Но ведь оно отныне не существует и по отношению к территориальной целостности России. Если враги, которых мы теперь точно нажили, захотят устроить очаг напряженности в многонациональной России с ее несимметричной федерацией, обилием кавказских республик с очень неоднозначной историей вхождения в состав Российской Федерации и наличием полузамороженных территориальных конфликтов (взять хотя бы Пригородный район, остающийся частью Северной Осетии де-юре и считающийся ингушами своим де-факто), то какие у нас останутся контраргументы? Кроме военных, разумеется. Так и будем жить в состоянии постоянного военного принуждения к миру соседних территорий или, что еще печальнее, частей своей собственной страны?

Понимают ли российские власти, что теперь мы дали Америке логическое основание для реализации безумной до наших действий в Грузии идеи размещать ПРО в Польше и Чехии? Что отныне не будет оснований верить нашим заявлениям о нежелании вмешиваться в другие экстерриториальные конфликты. Особенно на фоне обнародованных Кремлем пяти принципов внешней политики страны (словно списанных у так критикуемых нами Штатов), где значится защита интересов страны и граждан за ее пределами. Россия заговорила о «привилегированных интересах в регионах, с которыми у нас дружеские отношения». Что, мы теперь будем воевать за Иран в Персидском заливе или за ХАМАС против Израиля на Ближнем Востоке?

Создавать назло косовскому прецеденту южноосетинский и абхазский для России означает действовать по принципу «назло теще отрежу уши». Не было у рыхлого, аморфного, стагнирующего НАТО объединяющего врага -- теперь он есть. Иранские газеты ведь не зря стали писать, не скрывая радости, что мир теперь будут пугать не Тегераном, а Москвой. Разве это отвечает интересам России? Разве это укрепляет ее роль в созидании нового мира? Теперь вести колониальные войны куда опаснее, чем даже полвека назад, -- уж слишком много в мире развелось ядерных держав, уж слишком смертоносным оружием обзавелось человечество.

Льстит ли нашему самолюбию это гордое одиночество, в котором оказалась после признания Южной Осетии и Абхазии Россия -- страна, желающая, между прочим, рулить мировыми процессами, а значит, иметь влиятельных союзников? В одиночку даже у Америки рулить не получается, приходится взаимодействовать то с НАТО, то с Евросоюзом. А России пока приходится просить хотя бы Белоруссию, с которой у нас на бумаге союзное государство, признать Абхазию и Южную Осетию вслед за нами. А Белоруссии это незачем, разве что Россия опять начнет с ней торговать газом по своим внутренним ценам.

Осознаем ли мы, что пока в Абхазии и Южной Осетии будут стоять российские войска, эти государства не смогут стать самостоятельными, каковыми мы их признали? А если мы аннексируем эти территории, в Грузии больше не будет внутренних конфликтов и исчезнет формальный повод, по которому ее сейчас нельзя принять в НАТО. Тогда НАТО будет граничить с Россией не на относительно спокойном балтийском направлении, а на зажигательном кавказском. Мы этого добивались?

Набор зависимостей и проблем, которые создает себе Россия поспешным признанием Южной Осетии и Абхазии (напомним, что Косово было признано только спустя девять лет после начала международного переговорного процесса, да и то его не признает никто из соседей и даже некоторые государства Евросоюза), ставит под вопрос ее шансы на нормальное развитие в обозримой перспективе. Беда в том, что эти перспективы появятся только в случае смены курса. А такая смена на сформированном политическом фоне внутри страны и за ее пределами будет сочтена капитуляцией.