|
|
N°161, 03 сентября 2008 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Первая ласточка - Чайка
Московские театры открывают сезон, и как обычно, на сборах труппы руководители делятся планами, сообщают всякие вкусные подробности, которые с удовольствием пересказывают театральные обозреватели, соскучившиеся по работе за лето. Есть, однако, одна новость, которую мало кто заметил: Олег Табаков, рассказывая о своих грандиозных намерениях в новом 111-м сезоне, объявил и о том, что МХТ намерен переменить статус, приняв на себя звание автономного учреждения.
Что это значит и чем грозит? Ну за МХТ, как верно заметила обозреватель «Известий» Марина Давыдова, «в этой ситуации можно быть совершенно спокойным». Табаков показал себя умелым хозяйственником и, что немаловажно, отличным лоббистом. Кроме того, МХТ -- это тот бренд, который ни при каких условиях не будет брошен государством. Собственно, и на сборе труппа радостно приветствовала сообщение о том, что средств на трехлетний бюджет МХТ отпущено в два раза больше, чем в предыдущие годы (как это согласуется с переходом на автономную форму, не очень пока ясно).
Но что ждет другие театральные коллективы и как скажется на общем течении театральной жизни?
Ведь именно грядущая угроза перехода к новым рыночным отношениям возбуждала театральную общественность с 2003 года, когда ходоки от СТД требовали свиданий со всеми руководителями государства, от министра Минэкономразвития до президента. И надо отметить, кое-чего добились, а именно вот этой третьей формы, автономного учреждения, при которой все имущество, оставаясь государственным, переходит театру в пользование, а финансируется театр «не по смете доходов и расходов, так как больше не является бюджетным учреждением, а единой суммой на оплату предоставляемых услуг по заданию учредителя». То есть учредитель, а именно федеральная или муниципальная власть, определяет, что именно должен сделать театр -- например, поставить столько-то спектаклей, обслужить столько-то зрителей (в том числе на бесплатной или частично платной основе), а взамен театр получает возможность самостоятельно распоряжаться не только суммой, выделенной из бюджета, но и теми средствами, что зарабатывает сам.
Звучит все это отлично, вопрос в том, как именно это будет осуществляться на практике (с января 2007 года, когда закон вступил в силу, первыми автономными учреждениями стали филармонии, начался перевод на новую форму театров в Тюмени, Омске, Красноярске, Новосибирске и Кемерове). Очевидно, что при этом вырастет зарплата звезд, увеличатся цены на билеты, что же до остального, то тут могут быть варианты.
Пока самым неприятным для театров была именно невозможность самостоятельно определять, на что и сколько потратить денег. Особенно с ужесточением условий тендера, то есть необходимости проводить конкурс на любое действие. Все уже смеялись, что при точном соблюдении предусмотренных законом условий выигрывать должен проект самого низкооплачиваемого режиссера, с самой дешевой постановкой, с пьесой неизвестного автора, рассчитанной на одного-двух актеров. Еще хуже со сметным финансированием, согласно которому театр должен заранее знать, сколько именно денег понадобится ему конкретно на ткани, на свет, на грим, на музыку, на пьесу, на гонорар приглашенному режиссеру и на гвозди, и ни в коем случае не переводить свои копейки с одного объекта на другой, что в творческом процессе предусмотреть просто невозможно...
Сейчас этот твердый каркас закона, возможно, оправданный в других случаях (поликлиниках, образовательных учреждениях, к которым приравняли и театры как часть социальной сферы, хотя и они протестовали рьяно), очень мешает всем театрам. Директора просто рыдают, но ищут лазейки, и Константин Райкин в свое время открыто говорил о том, что эти правила толкают людей на сознательный обман и должностные преступления.
Так что вроде есть все основания менять сегодняшнее состояние на статус автономного учреждения. Однако есть одно «но» -- «за полную свободу распоряжаться своими средствами надо будет платить необязательностью госсубсидий»... То есть МХТ и Олег Табаков могут быть спокойны -- им государство вряд ли откажет в средствах, и размер этих субсидий будет, очевидно, согласован в общих интересах. Однако не для всех это так же очевидно. Кроме того, зависимость от тех, кто будет выделять или не выделять эти средства, окажется полной... Опять же имущество -- здания, например, они отданы в управление и, следовательно, могут быть и отозваны. Тогда уж лучше бы стать автономной организацией -- ей в отличие от автономного учреждения имущество может быть передано в собственность, но к полной свободе от государства у нас мало кто способен (вроде бы изъявлял желание театр «Сатирикон», но пока об этом что-то неслышно).
Но самое главное, что за те несколько лет, прошедшие с начала возбуждения вопроса о переводе культуры на коммерческие рельсы, воз остается там, где и был.
По-прежнему ведутся разговоры о том, что нигде в мире государство не финансирует культуру полностью, но есть разного рода механизмы, облегчающие налоговое бремя тем, кто готов ее спонсировать, -- у нас так и не принято никакого на этот счет решения. При этом никто не готов пересматривать сохранившиеся с советских времен бюджетные статьи на культуру, нет прозрачности, нет общественного обсуждения приоритетов, а главное -- государство, озабоченное борьбой с воровством, с одной стороны, по-прежнему толкает на него своих граждан, создавая мутные и неясные, а главное, неудобные финансово-отчетные схемы, а с другой, отказывается выполнять свою главную задачу -- формировать понятный механизм для функционирования культуры, при котором три источника ее финансирования (государство, бизнес, публика) могли бы взаимодействовать к общей выгоде.
Что же касается МХТ, то, будучи когда-то частным театром, существование которого зависело только от публики и от социально-ответственного бизнеса, сегодня он может твердо рассчитывать: в любой форме государство ему погибнуть не даст. Остальные шесть сотен государственных театров России точно знают, что МХТ им не пример. Но и у них впереди скорее всего автономная судьба. И она не будет простой, Олег Табаков это тоже прекрасно понимает. «Из 600 в России театров в эксперименте могут принять участие менее 10%! Говорю об этом с горечью!» -- посетовал он.
Алена Солнцева