Первые столичные фестивали джаза на открытом воздухе проходили в точном соответствии с тремя классицистскими единствами -- местом, временем (ближе к концу августа) и образом действия. Сейчас, когда летний сезон открывается всеобъемлющим джазовым пикником «Усадьба. Джаз» в подмосковном Архангельском, «Эрмитаж» еще более нарочито подчеркивает свою прямо-таки академическую строгость и чистоту стиля: практически никто уже не танцует на просцениуме (как иногда случалось в недавнем прошлом). Погода благоприятствует, и все, как в соседней «Новой опере», по-филармонически сидят в садовых креслах, в открытых (что отнюдь не значит недорогих) кафе с видом на сцену и слушают -- абсолютно то же, что слушают в течение всего концертного сезона в джаз-клубах или концертных залах. Все подчинено главному единству -- действию: две трети программы играют хард-боп, он же современный мейнстрим в прямолинейном (straight ahead) духе. В смысле: сыграли тему, по очереди показали на что способны и вернулись к тому, с чего начали. Базовый состав: акустический квартет с саксофоном плюс трубач и/или вокалистка.

Но есть одно существенное изменение: хочешь не хочешь, но происходит смена поколений. Осознанно или нет, но на сцену в этом году не вывели ни одного из тех «народных-заслуженных» из первого и второго джазовых поколений (не считать же утесовские куплеты джазом), из тех, кто нелегально занимался джазом в середине 50-х и стал легализоваться уже к концу хрущевской «оттепели». Или тех, кто дебютировал на первых комсомольских фестивалях 60-х. Всем им сейчас за семьдесят (или за шестьдесят). Примечательно, что единственным исключением, подтверждающим правило, является даже не музыкант-исполнитель, а один из двух ведущих фестиваля -- питерский историк Владимир Фейертаг. (Второй ведущий -- московский литератор Кирилл Мошков годится нестареющему Фейертагу если не во внуки, то уж точно в сыновья.)

Но поколения новы, а предрассудки стары!

Комплексы, заработанные нашим джазом в советские годы, на своем месте. В первую очередь обостренная -- в лицемерно-пуританские времена коммуналок -- любовь к джазовым вокалисткам, чьим голосам приписывали почти фрейдистскую символику свободы нравов, как полуобнаженной «Свободе на баррикадах» с картины Делакруа. На родине джаза певиц называют «канарейками», и (случайность или нет?) в одном из кафе «Эрмитажа» кто-то выставил на столик клетку с заливистой канарейкой, которую явно не сбивали даже звуки джаза.

Второе: в отличие от всей Европы наш джаз -- это американский джаз. Во времена «железного занавеса» в европейской джазовой жизни мы не принимали никакого участия, затруднены были контакты даже с коллегами из «братских стран социализма», и несколько поколений выросло исключительно на джазовых программах «Голоса Америки» (на предельно упрощенном, но все-таки английском языке). Соответственно евроджаз в России -- исключение.

Поэтому наши джазмены (особенно в учебных заведениях) охотно подхватили американскую моду конца прошлого века на джазовый неоконсерватизм, а расцвет столичной клубной жизни породил у юных джазменов ощущение того, что не нужно рисковать, экспериментировать, искать свое -- раз клубы платят именно за то, что делают все. Что поддерживает и американская образовательная программа «Открытый мир», дающая возможность нашим музыкантам стажироваться в Америке, а юным американцам показать, на что они способны у нас. Отличить, например, российский ансамбль под руководством педагога и саксофониста Майка Трэйси от российско-американского проекта «Вслед за тенью» пианиста Ивана Фармаковского позволило только участие в последнем вездесущего Игоря Бутмана.

Почти всех гастролеров мы уже не один раз слышали и видели в России. Фактически это члены хорошо известного у нас репертуарного коллектива (с двумя нашими ньюйоркцами) «Династия Мингуса», выступавшие в «Эрмитаже» со своими собственными проектами. Увы, далеко не все оркестранты способны быть лидерами.

Если клавишник Джордж Кооллиган даже не со своим постоянным ансамблем, а с двумя московскими аккомпаниаторами -- Игорем Золотухиным на гитаре и Евгением Рябым на ударных -- смог сделать классной джазовой композицией эротично-забойный хит «Битлз» Come Together, то все своеобразие выступления саксофониста Крэйга Хэнди, мне кажется, содержалось не в нем самом, а как раз в аккомпанирующем ему «Мосгортрио» потомственного джазового пианиста Якова Окуня.

Собственно, на XI фестивале большинство следовало призыву «делай, как мы, делай, как я», тем более что большая половина коллективов включала музыкантов из постсоветской диаспоры.

Например, ансамбль довольно известного пианиста Лэрри Уиллиса покорил «Эрмитаж» не столько авторитетом лидера, сколько энергетикой бывшего киевлянина, ныне израильтянина Роберта Анчиполовского. Певице Грете Матасса из Сиэтла (очень неплохой, но как-то нервно пытавшейся перекричать саму себя) аккомпанировал теперешний ее сосед Алексей Николаев. Настоящий виртуоз, он, пожалуй, был единственным из саксофонистов, кто не боялся проявить свое собственное «я» в рамках стандартного мейнстрима.

Неожиданно свежо прозвучала не похожая на все остальное, хотя и салонно-манерная, программа «Триалога», франко-российского трио из Канна. Несмотря на то что «Триалог» (в прошлом известного Москве гитариста Алексея Боднарчука) был усилен московским барабанщиком, избежать ощущения какой-то игрушечности ему все равно не удалось.

Польский пианист Адам Макович, концерты и пластинки которого в советские времена любители джаза знали наизусть, играл, как кажется, почти ту же программу в стиле ретро, что в кинотеатре «Варшава» в 1977 году перед эмиграцией за океан, но то ли он, то ли мы сами, то ли времена изменились. А может, все гораздо прозаичнее -- шикарный рояль «Безендорфер» боялись достаточно объемно озвучивать?

В сущности, единственным европейским джазовым ансамблем оказалось трио австрийского саксофониста Карла Хайнца Миклина с сыном, Карлом Хайнцем младшим, на ударных и басистом Эвальдом Оберлейтнером. Москвичи, которые слышали трио в прошедшем сезоне, наверняка вздрогнули -- не слишком ли эзотерично для воскресного вечера под еще палящим солнцем? А те, кто не слышал, увидев все его саксофоны, в том числе электрифицированные, и альтовую флейту, сразу вспомнили такое же трио классика Орнетта Коулмэна (тоже с сыном на ударных). Чем-то профессор и председатель Общества джазовых учебных заведений Миклин и правда напоминает и Коулмэна, и еще одного лидера евроджаза -- знаменитого Яна Гарбарека. Но логично сочетает демократичную подачу своего почти авангардного материала с профессорским интеллектуализмом Дэва Либмана. Однако оригинальность австрийского «мирового джаза» публика, кажется, все же оценила.

Как не могла не оценить и Игоря Бутмана, который выполнял роль всех народных и заслуженных вместе взятых. Почти одновременно оставшись без роскошного «Ле Клуба» и телепередачи (напомню, была такая «Джазофрения»), он теперь концентрирует усилия на продюсерстве и выступает в качестве «играющего тренера». В «Эрмитаже» он выставил целых три коллектива -- все в духе мейнстрима, но к каждой разновидности «современной классики» он в своих соло обязательно находит какую-то изюминку, которая «цепляет» слух аудитории. Если бы только все наше новое поколение равнялось на маэстро Бутмана! А не только на его умение показать джазовый товар лицом -- по большей части в каком-нибудь телевизионном амплуа. Тогда бы и наш джаз в целом наверняка был бы смелее, оригинальнее, а фестивальные гости не выкладывали бы только то, что мы и так хорошо знаем!