Завтра исполняется 40 лет с тех пор, как в ночь на 21 августа 1968 года на территорию Чехословакии вошли войска Советского Союза, Польши, ГДР, Венгрии и Болгарии. Основной силой вторжения были советские войска -- около полумиллиона солдат и офицеров и пять тысяч танков. Столь массированной и стремительно развернувшейся войсковой операции Европа не знала со времени окончания второй мировой войны.

Сейчас некоторые сравнивают события тех дней с тем, что только что произошло на Кавказе. Однако на днях чешский президент Вацлав Клаус в интервью сразу нескольким чешским СМИ напомнил, что тогда «Чехословакия не атаковала Подкарпатскую Русь, вторжение не было ответом на некую нашу агрессию. А Дубчек -- это не Саакашвили. Это невозможно сравнивать». (Александр Дубчек -- опытный политик, партийный деятель Чехословакии). Чешский президент подчеркнул, что не собирается плыть «на модной волне, когда говорят о золотой Грузии и плохой России»: «Это упрощенный взгляд на мир...»

Еще в середине 1960-х годов в тогдашней ЧССР появились необычные для остального социалистического лагеря течения общественной, политической и экономической мысли. Либеральная чехословацкая интеллигенция посчитала, что предлагаемые реформы усовершенствуют политический режим и придадут социализму «человеческое лицо». В первой половине 1968 года эти течения набрали такую силу, что коммунистические руководители не только Чехословакии, но и соседних «братских социалистических стран» увидели в этом угрозу своим устоям. Расцвет плюрализма в Чехословакии получил название «Пражская весна». Военное вторжение союзников на территорию Чехословакии означало удушение Пражской весны и реставрацию жесткого однопартийного правления. За участие в общественных дискуссиях, за высказывание сомнений в правильности коммунистического режима тысячи людей были сосланы в отдаленные города и деревни, многие руководящие работники стали сельскими бухгалтерами, заведующими клубами, сторожами.

Вторжение иностранных войск ознаменовало начало двадцатилетнего периода, вошедшего в историю под названием «нормализация». Все, что происходило в Чехословакии, не только согласовывалось с Москвой, но и находилось под надзором советских армейских генералов, сотрудников КГБ, сотрудничавших с ними чехословацких функционеров и местных секретных осведомителей. Была построена вертикаль, которая пронзила все общество с самого верха -- с Пражского града, где была введена отчетность высшего руководства страны перед Кремлем, до далекой сельской школы, где предписывалось обязательное изучение русского языка.

Как оценивать вторжение августа 1968 года, которое в Москве многие называли тогда (а старые военные называют и сейчас) необходимым шагом для сохранения единства «социалистического содружества»? Одни считают это трагической ошибкой, которая на долгие годы испортила отношения между народами Чехословакии и России. Другие -- военным мероприятием, которое позволило не допустить третьей мировой войны. (Москва опасалась, что внутренней нестабильностью в Чехословакии воспользуются страны НАТО, войска которых проявляли в те дни подозрительную активность у границ Чехословакии). Третьи считают ввод войск катастрофической глупостью, которая похоронила «социалистический эксперимент», не оставив шансов на его успех, -- после ввода танков говорить о свободном общественном развитии не приходилось. В Чехии (1 января 1993 года Чехословакия мирно разделилась на два государства -- Чехию и Словакию) сейчас многие сходятся на последней оценке: «катастрофическая глупость».

С тем, что для вторжения советских войск в Чехословакию не было больших оснований, согласен и известный российский историк Рудольф ПИХОЯ, исследовавший историю вторжения. В интервью «Времени новостей» он на днях изложил доводы в пользу своей версии:

-- Первое. Для оккупации Чехословакии не было никаких правовых оснований. Это решалось не в рамках нормальной дипломатической практики, а как «политический» вопрос. Ведь чехи никого не оккупировали, никаких конфликтов ни с кем не имели. Военного вмешательства не требовалось. Это был вопрос чисто партийный.

Второе. Особенность августовских событий 1968 года в том, что конфликт между Москвой и Прагой разразился в условиях блоковой дипломатии. Советский Союз тщательно согласовал ввод войск Организации Варшавского договора с Соединенными Штатами Америки. 22 июня 1968 года наш посол в Вашингтоне Анатолий Добрынин встретился с госсекретарем США Дином Раском, который сказал Добрынину, что США проявят сдержанность в связи с событиями в Чехословакии. США не намерены были вмешиваться в эти события. Это и было проявлением блоковой политики. Вашингтон считал, что это дело самих чехов и словаков и стран Организации Варшавского договора.

Третье. Август 1968 года -- это не советско-чехословацкий конфликт. Это надо сказать со всей ясностью. Надо учитывать роль польского лидера Владислава Гомулки, венгерского -- Яноша Кадара, болгарского -- Тодора Живкова, руководителя ГДР Вальтера Ульбрихта. Ведь Янош Кадар уже 2 июля принял решение о вводе части венгерских войск в Чехословакию, и это в то время, когда в самом советском руководстве еще велись яростные споры о том, надо это делать или не надо.

Четвертое. Активное участие в подготовке тех событий принимала часть чехословацкого руководства: Биляк, Йиндра, Кольдер, Капек, Швестка. Могу назвать и других. В данном случае мы имеем дело с так называемой партийной политикой, которая никакого отношения не имела к международной дипломатической практике и не принесла ничего хорошего для будущего развития России и соседних стран.

После 1989 года, когда «коммунистический блок» рассыпался и к власти в Праге пришли либеральные силы во главе с ранее репрессированным диссидентом Вацлавом Гавелом, страна начала долгое и мучительное возвращение к ценностям, задавленным военной силой в 1968 году. Украденные у страны два десятилетия остались в обществе тяжелой раной, которая не может затянуться. «Те, кто пережил ужас вторжения, ненавидят русскую оккупацию, ненавидят то насилие, которое нам учинили русские. Это травма, которая уйдет только когда наше поколение сойдет в могилу», -- сказала на днях автору «Времени новостей» Камила Моучкова, героиня и символ чехословацкого национального сопротивления.

В четыре часа утра 21 августа 1968 года Моучкову разбудили друзья и сообщили, что видят на улицах чужие войска. Камила бросилась к машине, поехала через ближайшую бензоколонку, рядом со зданием ЦК Компартии и увидела первую смерть. Стремглав доехала до телевидения и начала вещание в прямом эфире. «Больше всего в те минуты мне хотелось уберечь людей от бессмысленной смерти. Я убеждала сограждан, чтобы они не вступали с оккупантами в разговоры, дискуссии, полемику. Надо было сохранить жизни людей. Об этом я и говорила в эфире. Поступали сообщения о продвижении войск. Мы сообщали и об этом, пока через пару часов за моей спиной не возникли советские солдаты. Меня вывели из студии, вещание прекратилось», -- рассказывает она сейчас. Вскоре Моучкова организовала подпольное радиовещание с передвижных станций. Новости о происходящем в стране собирались по крупицам и передавались в эфир.

Голоса того времени записаны ныне на дисках, которые продаются вместе с фотоальбомами, посвященными августу 1968 года. Ежедневные газеты выходят со специальными тетрадями-вкладышами о вторжении. Во всех городах Чехии проходят памятные мероприятия, выставки, семинары, демонстрируются документальные и художественные фильмы о том периоде. Чешское радио ведет цикл передач, в которых выступают ветераны сопротивления, многие из них в 1968 году были подростками.

Были тогда и погибшие -- как среди советских военных, так и среди граждан Чехословакии. На Подольской набережной в Праге есть мемориальная доска с надписью: «В этом месте 24 августа 1968 года были злодейски застрелены советскими оккупантами Карел Паришек, 1953 года рождения, и Карел Немец, 1952 года рождения. Вечная им память». В Москве 25 августа восемь человек, вышедших на Красную площадь с плакатами против ввода войск, были арестованы, и большинство из них сосланы. Самый известный герой чешского сопротивления -- 20-летний студент Ян Палах. В знак протеста против ввода войск он сжег себя 16 января 1969 года на Вацлавской площади, напротив Национального музея. Были и другие акты самосожжения. Даже и сейчас, через 40 лет, на здании Национального музея, словно густые веснушки, видны во множестве заплатки на тех местах, где тем жарким летом появились пробоины от пуль и снарядов.