История про то, что есть время собирать камни и время их разбрасывать, не про нас. Оказывается, все можно делать одновременно. Например, уничтожающие памятники архитектуры, возводящие муляжи городские начальники и даже инвесторы-строители ценят старину, если она представлена фундаментами в хорошем состоянии. Они даже согласились слегка отодвинуть очередной подземный гараж, чтобы сделать доступным публике довольно большой кусок стены Белого города в районе Хохловской площади, переместили будущий переход на Садовом кольце, сохранив фундаменты Сухаревой башни. Достижениями, перед которыми меркнут все попытки защитников Москвы оттянуть неизбежное разрушение города, порадовал общественность главный археолог столицы А.Г. Векслер 13 августа, в День археолога.

Может показаться, что археология для власть предержащих важнее архитектуры -- даже маленьким находкам оказывают большее уважение, устраивают для них музеи, с чудовищными, правда, пространствами. Строительство не ждет, и иногда археологам приходится работать в экстремальных ситуациях, например года два назад в тридцатиградусный мороз -- строительство фонтана нельзя было отложить на летние месяцы. Но в основном, похоже, археологам гораздо лучше, чем архитекторам, удалось донести важность своей профессии до высокого начальства, и им не только (в полном соответствии с законом) выделяют время для раскопок, но и позволяют что-то сохранять.

Главная же тенденция по-прежнему строительно-разрушительная -- об этом в который раз говорили на «круглом столе», собравшем в РИА Новости защитников города. Собравшиеся констатировали, что ко всем обычным напастям -- жадности, хамству, невежеству, разгильдяйству, неуважению к закону -- в последние годы прибавились сугубо культурные.

Действительно бурное развитие музеев в столице (провинция подтягивается) идет буквально на костях. При советской власти это были кости церковные -- монастыри, соборы, церкви становились вместилищем культуры. Ошибку признали -- теперь ради музеев рушат, надстраивают, воссоздают старинные здания: чудовищное новодельное «Царицыно», нелепый, убивающий любую выставку домик Музея частных коллекций ГМИИ им. Пушкина, новые залы Исторического музея -- только начало. На очереди искаженный стеклянным перекрытием и еще страшно представить чем Монетный двор XVII века (Исторический музей), переданные Музею истории Москвы Провиантские склады (еще одно перекрытие), «Апельсин», который планируют строить на месте ЦДХ/ГТГ, эрмитажное строительство во дворах Главного штаба в Петербурге. О проекте нового здания Музеев Кремля пока ничего неизвестно, но ужас навевает организация, назначенная исполнителем, -- только что расправившийся с «Царицыно» «Моспроект-2» им. М.В. Посохина. Работы архитекторов, приляпавших к дворцу стеклянную шапочку и украсивших его пластмассовым декором, будут эффектно смотреться между Кремлевской стеной и домом Пашкова.

Бороться со строительным комплексом, уже не только московским, кажется так же бессмысленно, как с зеленым змием, -- денежные потоки посильнее водки и наркотиков, а инвестиционное давление так же трудно игнорировать, как атмосферное. Но ведь никто и не сопротивляется -- наоборот, расслабившись, получают удовольствие. Судя по блестящему набору выданных Русским музеем в «Царицыно» шедевров, которые заграничные музеи могут получать только за приличные деньги, не только удовольствие. Увы, в результате всеобщего удовлетворения здания получаются не просто уродливые, но и неудобные, для музейных целей плохо приспособленные. Жестокая борьба за квадратные метры во всей бессмысленной красе явлена в «Царицыно». Показывать там практически нечего -- постоянная экспозиция в основном составлена по тому же принципу, что и здание, -- из муляжей, копий хранящихся в других музеях вещей (куда делись выделенные на закупку приличные деньги, понять невозможно). Превратить гордость русской архитектуры, пусть и руинированную, в место народных гуляний можно -- труднее устраивать выставки в нелепом пространстве, где прямой солнечный свет жарит картины, а вентиляция их колышет. Нравственность напрямую связана с качеством, за беспорядком в головах следует беспорядок архитектурный -- в «Царицыно» не то что выставки делать неудобно, нормальное кафе вписать трудно: там, где могли бы быть заполненные народом балконы с роскошным видом на парк, унылые, придавленные крышами пространства. Не говоря уже об экспозиционные площадях, которые неизбежно оказываются чище, новее, но хуже старых, -- и в «Большом Манеже», и в Историческом музее, и в Пушкинском. Но строительства ради можно пойти и на более серьезные жертвы -- закрыть (в лучшем случае сократить) мучительно выстроенную экспозицию отечественного искусства ХХ века в ГТГ, лишить публику едва ли не самого посещаемого городского выставочного пространства -- Центрального дома художника. То, что без этого здания невозможно представить художественную жизнь Москвы, ничто, важно желание г-жи Батуриной построить здание. Но ведь попереживали руководители Третьяковской галереи и вроде бы согласились и огромные фонды перевезти, и с трудом сделанную экспозицию разрушить. А на месте, предназначенном для развития национальной сокровищницы, уже сносится историческая застройка. Такое вот понимание исторической ответственности. Неудивительно, что директора музеев и руководители ряды защитников памятников не пополняют -- этим маргинальным делом занимаются в основном непрофессионалы-общественники, а теперь уже и иностранные журналисты, живущие в Москве.

Вообще-то люди у нас хорошие -- инвесторы плачут, но разрушают, начальство просто искренне не понимает, чем крепенькая, пусть и не очень точная, копия хуже ветшающего оригинала (хотя трудно представить себе человека, который предпочел бы новое здание Военторга старому, кроме разве пользователей подземных гаражей. Старое здание строители считали гнилым зубом, но лечить не стали, заменили на мраморный -- в традициях варваров).

Наивные слова начальника строительного комплекса Ресина о том, как он подправил бы разрушающуюся Венецию, цитируют много, охотно и с умилением. Страшно даже не то, что у человека такие взгляды, и даже не отсутствие у него желания (за десятилетия работы по специальности) разобраться в состоянии дел у смежников, почитать Венецианскую хартию, наконец, задуматься, почему в ветхую Венецию, а не в обновленную Москву потоком едет турист, оставляя там кучи денег. Страшно то, насколько город зависит от взглядов одного-двух людей с весьма специфическими представлениями о прекрасном. Строительство, новенькие квадратные метры и подземные гаражи воспринимаются как самодостаточное благо, с туризмом, притоком денег и прочими материями никак не связанное. Удивительный пример: огромные Провиантские склады, в результате длительных раздумий отданные городским главой Музею Москвы -- самому скромному участнику виртуального тендера (претендовали гораздо более активно развивающиеся московский Музей современного искусства и Московский дом фотографии). Не богатому фондами и идеями музею и имеющиеся площади освоить очень непросто -- тем не менее здания и двор собираются перекрывать стеклянными крышами, что, несомненно, исказит облик памятника и противоречит той самой Венецианской хартии, которую ратифицировали еще в СССР. Зато по телевизору уже отрапортовали, что музей после реконструкции встанет в ряд с крупнейшими музеями мира -- так, наверное, в бумагах для начальства и написали, а оно, наивное, поверило.

Культурная политика сейчас все больше сводится к строительству. Но не по мировым образцам, где музеями гордятся, как прежде дворцами, где строят их лучшие архитекторы, а управляют амбициозные самостоятельные директора. Наши же музейные работники прежде всего чиновники, оттого, как и встроенные в систему архитекторы, они безмолвствуют и подчиняются: самостоятельные суждения для них непозволительная роскошь.

Перестроечный анекдот про визит нового русского в Эрмитаж («чистенько, но бедненько») стал руководством к действию: новые музейные постройки в бедности не обвинишь. Когда на месте снесенных памятников вырастают офисы, это еще не предел. Настоящая точка невозврата, когда на этих местах расцветают, одетые в мраморы, блестя золотыми перильцами, музеи. Это уже приговор не городу и строительному комплексу, а всей официальной отечественной культуре.