Исполнение «Осуждения Фауста» Берлиоза, состоявшееся в Большом театре в минувшее воскресенье, можно считать выдающимся событием текущего сезона, так как это произведение красивое, незаигранное, а главное -- очень нестандартное. Не опера, не оратория -- драматическая легенда. Обращение с гетевским оригиналом, как можно понять по названию опуса, весьма своеобразное. Фауст не прощен, а отдан на растерзание силам ада, -- мелодраматический финал напрямую вытекает из берлиозовской концепции, по которой смертные Маргарита и Фауст -- жалкие пешки в игре Мефистофеля. Эта опасная игра, где в самых светлых и умиротворенных эпизодах вдруг прорывается чертовщина, придает «Осуждению» оперный драйв, хотя традиционной для оперы историей любви дело не ограничивается. Здесь вся картина мира -- от пьяниц в кабачке Ауэрбаха до залихватского «Ракоци-марша», от танцев блуждающих огоньков до оркестровых полотен, живописующих райские кущи и геенну огненную.

Несмотря на богатство содержания, «Осуждение» у нас играют очень редко, ставить пока не пробовали (в Европе поставили через двадцать лет после смерти Берлиоза), но это не значит, что оно совсем уж неизвестно. В отсутствие концертов музыкальная Москва давно уже кормится записями, причем лучшими, -- а «Осуждение» представлено в каталоге любой мало-мальски авторитетной звукозаписывающей фирмы. Соответственно, если и исполнять берлиозовский шедевр «вживую», то с надлежащим качеством, чтобы потом стыдно не было. Гарантией этого самого качества в Большом театре выступил приглашенный на роль Мефистофеля бельгиец Жозе Ван Дам -- по мнению европейской критики, лучший исполнитель партии нечестивца. За ним, как предполагалось, подтянутся все остальные триста человек -- хор Академии хорового искусства Виктора Попова, штатная звезда Большого Ирина Долженко (Маргарита), американец Дэвид Кюблер (Фауст), оркестр театра и сам Александр Ведерников.

Потянулись, да не дотянулись. Сложно оказалось освоить Берлиозову громаду за несколько репетиций. Произведения этого автора имеют удивительную особенность: они кажутся абсолютно никчемными, утомительными и занудными, если к ним подойди не с теми мерками. В случае с Александром Ведерниковым никаких мерок не было вообще -- все шло по хорошо знакомой схеме «нам бы день продержаться, нам бы ночь простоять». Задача состояла не в том, чтобы дать легенде свое прочтение, а в том, чтобы просто грамотно озвучить ноты, чтобы хор не разъехался с оркестром, а тот в свою очередь с солистами. Один из солистов -- как раз Жозе Ван Дам -- действовал будто сам по себе, на автопилоте, зная всю партитуру получше дирижера. Два других в неудобно написанных партиях (Берлиоз, так же как и Чайковский, никогда не был знатоком вокала) чувствовали себя некомфортно. Кюблер, тенор скорее характерный, нежели лирический, отчаянно пережимал. Долженко (прошедшая, кстати, стажировку во Франции, чтобы исполнить Маргариту) так и не смогла подобрать к своей роли индивидуальной интонации и действовала хорошо опробованными методами -- здесь немного лирики, здесь погромче (потому что близится верхнее «соль»), а здесь еще громче (уж очень оркестр разошелся). Говорить о картине мира, нарисованной Берлиозом, оказалось бессмысленно -- грамотно разобрали текст, не более. Хотели осудить Фауста -- ненароком осудили Берлиоза, прозвучавшего безлико и нудно, будто «заслуженно забытая музыка».

Семимильными шагами движущийся к европейским стандартам -- и это нельзя не признать -- Большой театр, точнее, его глава Александр Ведерников переоценил собственные силы. Берлиозовский опус -- не легкоусвояемая «Адриенна Лекуврер», которой Ведерников дебютировал в театре месяц назад. Его чемпионскими темпами не сделаешь. Ратующий за интенсификацию творческого процесса дирижер слишком разогнался и произвел на свет то, от чего так бежал, -- рутинную, будничную копию с блестящего оригинала.