Подготовленная Мультимедийным комплексом актуальных искусств и инвестиционно-девелоперской компанией RIGroup при поддержке MasterCard выставка классика концептуальной фотографии Бориса Михайлова особенно впечатляет после сотен проектов Первой молодежной биеннале. Расслабленные подростковые игры в концептуализм и «серьезность» вдруг сменились таким экзистенциальным воплем травмированного своей неприкаянностью мира, что стало по-настоящему жутко.

Признанный во всем мире, лауреат всевозможных наград, член многих академий искусств, фотограф Борис Михайлов, которому 25 августа будет 70 лет, самоотверженно отказался в своем творчестве от двух помощников, щадящих наше ранимое восприятие фрустрированной действительности. Он отказался от «правильного» взгляда фотографа-профессионала и презрел роль режиссера жизни по канонам эстетического.

Созданные им в 60--90-е годы фотографии по своим формальным качествам мало чем отличаются от любительских того времени. Срезанные, случайные ракурсы, заваливающиеся планы, цвет, будто нанесенный высыхающим дешевым фломастером... А большинство сюжетов объединены темой телесности. Эта тема в интерпретации Михайлова предполагает последний разговор по существу. Прежде всего его с самим собой. Потому все его герои (вплоть до бомжей, обнажающих свои язвы) так или иначе проявляют сострадательный автопортрет мастера.

Недавно приходилось, ссылаясь на авторитет Кеннета Кларка, писать о том, что нагота в искусстве -- это тема архетипическая, предохраняющая художника от пошлости. А изображение (или фотодокументация) голого (не нагого, исправленного глазом художника в соответствии с каноном совершенства, а именно голого) тела ввергает в стыд. Сродни публичному оскорблению. Рушатся культурные коды. Если бы речь шла о заурядном фотографе, фиксация конкретного некрасивого, ущербного тела воспринималась бы нами как простая глупость и неуважение. Главное обвинение было бы в пассивной безучастности взгляда. Михайлов бесстыжее созерцание увечной телесности землян радикализирует до экзистенциального шока. И тем самым, как это ни парадоксально, возвращает в лоно культуры, предполагающей постановку последних вопросов, интеллектуальное пытание бытия на сущностные темы. Как сказал в одном из интервью художник, «чтобы реальность увидеть, с реальности надо шкуру снять».

Сделанные в советской стране фотографии Бориса Михайлова складываются в серии. Благодаря сериям выстраиваются смыслы на разных уровнях, от социальной критики до метафизики личности. Особенно впечатлила на выставке серия «Соляные озера» 1986 года. На грязном берегу донбасского водоема загорают сотни людей. Тела их некрасивы. Люди не стараются понравиться. С каким-то отрешенным отчаянием они возятся на берегу и купаются в грязном водоеме у протекающей заводской трубы, выбросы из которой посчитали обладающими целительной силой. Этот кошмар приходилось видеть дважды. Один раз на международном фестивале «Манифеста» в испанском Сан-Себастьяне. Там фотоархив подавался как бесстрастные документы времени. В традициях московского концептуализм -- в маленьких сложенных змейкой рамочках. Создавался невидимый барьер между нами и визуальным «текстом», а проблема осмысления становилась проблемой разных языковых шифров реальности. Сегодня те же фотографии на «Винзаводе» сильно увеличены в размерах. Повешены в несколько рядов. Серия выглядит как фресковый цикл. И возникает эффект присутствия, что ты внутри этого страшного сна. И тоже плаваешь в жирных мазутных лужах и ходишь между некрасивых, неприбранных тел. И что ты в общем-то там же, где они. И глядишься в зеркало.

Дабы вспороть этот экзистенциальный морок, ты бежишь в другой зал, где показывают слайдфильм Михайлова 2006 года «Отдых на Тенерифе». В мелькающих картинках ты наблюдаешь те же стареющие неприбранные тела дефилирующих между синими топчанами сомнамбуличных обитателей буржуазного курорта. Когда, казалось бы, круг замкнулся и выхода нет, вдруг в самой кульминации отвержения мира и неприятия его рождается сострадание и смирение. Почему? Неизвестно... На то он и есть Борис Михайлов.