В Эрмитаже состоялось вручение премии «Гринцане-Кавур». На этот раз международной наградой за вклад в мировую культуру отмечен вице-президент Высшего совета Италии по культурному наследию, директор Музеев Ватикана Антонио Паолуччи. Премия «Гринцане-Кавур», учрежденная в Италии четверть века назад, получила свое имя благодаря замку в Пьемонте. Ее первоначальная цель -- отмечать достижения в литературе; но сейчас эту премию вручают не только писателям и переводчикам, но также и историкам культуры и искусства. Признанный во всем мире ученый Антонио Паолуччи был назначен директором Музеев Ватикана Папой Римским Бенедиктом XVI в декабре 2007 года. Ранее сеньор Паолуччи возглавлял управления по охране культурного наследия в Венеции, Вероне и Тоскане, занимал должность министра культурного наследия в правительстве Ламберто Дини. Последний его пост перед Ватиканом -- директор галереи Уффици во Флоренции. Эксклюзивное интервью у синьора Антонио ПАОЛУЧЧИ взяла Юлия КАНТОР.

-- Чего больше в Музеях Ватикана сейчас, в XXI веке, религиозного или светского?

-- Я предпочел бы говорить в несколько иной плоскости: о двойной миссии музея, объединяющей светское и религиозное, о хранительской и просветительской. Ватиканский музей открыт для посетителей всех вероисповеданий и для атеистов. Он несет духовное начало -- собственно, в этом и есть его предназначение. Современный мир иногда слишком, я бы сказал, материалистичен. Очень важно количество людей, приходящих в храм искусства, но еще более важно, сколько людей выходит, запомнив и осмыслив увиденное. Научить новое поколение понимать ту, прежнюю, культуру -- это целая наука. Когда мы имеем честь и ответственность руководить такими музеями «старых режимов», мы должны соблюдать равновесие и не впадать в крайности. С одной стороны, нужно доносить культуру до современников, а с другой -- регулировать поток посетителей, а также обходиться лишь минимумом реставрации, сохранять культурное наследие, думая о тех, кому еще лишь предстоит родиться.

-- Этот музей стал общедоступным почти два века назад -- в 1815 году. Посещает его огромное количество людей. Кажется, там трудно сосредоточиться не только на Боге, но и даже на искусстве. Суета кругом...

-- Конечно, поток туристов огромен, вы правы -- теперь там трудно сосредоточится. В год -- около четырех миллионов посетителей. Мы не избежали этой общемировой музейной проблемы. В музее слишком хаотично, слишком скученно. Так и в Уффици, Лувре, Эрмитаже. Еще и до 1815 года интеллектуальная публика -- художники, литераторы -- могли посещать этот музей. Как вы знаете, Гоголь, восхищавшийся Рафаэлем, часто бывал в Музеях Ватикана.

-- И написал в Риме «Мертвые души»...

-- Это писатель открыл для меня Петербург. Урбанистику и дух вашей северной столицы я впервые открыл для себя двенадцатилетним мальчиком, когда стал читать Гоголя. Запомнившиеся страницы о Невском проспекте я считаю одним из лучших «городских описаний» в мировой литературе.

-- Музеи Ватикана посещают первые лица государств всего мира. Какие высокие гости оказались наиболее подготовленными к посещению вашего музея?

-- Я возглавляю музей недолго, потому могу судить об этих визитах по рассказам свих предшественников и сотрудников, которые здесь работают многие годы. У нас до сих пор вспоминают визит Михаила Горбачева в 1990 году. И не только потому, что это был первый лидер вашей страны, который в ХХ веке посетил наш музей. Он был великолепно подготовлен и очень живо, заинтересованно реагировал на рассказ экскурсовода. Еще -- Чарльз, принц Уэльский.

-- Каковы художественные пристрастия Папы Бенедикта ХVI и каковы были у Иоанна Павла II?

-- Иоанн Павел II, будучи поляком, тяготел к византийскому и славянскому искусству. Он в 80-х годах построил капеллу в стиле такого «иконописного» храма... Новый Папа, я предполагаю, хотя у меня пока не было возможности детально выяснить это, -- ученый «книжник». И его предпочтения -- в сфере классического искусства.

-- Современный мир вторгается в исторические города, которые бурно развиваются и в индустриальном смысле, и в архитектурном. Как их сохранить, не законсервировав?

-- Какую-то часть исторических городов можно и нужно законсервировать. В Италии переизбыток современности порой заслоняет историю. Так произошло, например, в Тоскане. Она и так разрушается от напора туристов. Когда художественный город превращается в объект бизнеса, даже туристического, это губительно -- он оборачивается «супермаркетом». Надеюсь, Санкт-Петербург далек от этой проблемы. По сравнению с Москвой, сумбурной и хаотичной, он сохранил гармонию своих ансамблей, четкость линий, я бы сказал -- исторический абрис.

-- Пока. Хотя это тоже стало проблемой -- город относительно недавно, лет десять назад, стал модным, а значит, сюда хлынул агрессивный поток желающих «воздвигнуться» архитектурным новинками среди исторического ландшафта.

-- Москва более брутальна или даже кичлива: в ее архитектуру вторглось слишком много изменений, что, вероятно, вызвано обилием денег. Например, уничтожен Арбат, от прежнего ничего не осталось... Но в Москве никогда и не было такого количества великолепных памятников архитектуры, и она не строилась как единый ансамбль, может, потому теперешние изменения не так сильно раздражают, режут глаз. Что касается будущего Петербурга, переживающего экономический бум, -- это заметно, то надеюсь на присущее вашему городу чувство вкуса и меры. Вкус дороже любых денег.

-- Вот потому его так часто не хватает тем, кто их имеет. Как решают подобные проблемы в Италии?

-- Есть жесткое законодательство. И оно выполняется. В древних городах существуют «нетронутые» зоны, где ничего нельзя строить или строить вокруг них, чтобы не было искажений видовых перспектив. Ландшафтные пейзажи, их сохранение -- вот, пожалуй, главная проблема, которую мы, искусствоведы, пытаемся решить. Вы знаете, у нас принято считать, что наша история -- главное богатство, и ее попросту не выгодно разрушать.

-- Что в художественной среде беспокоит вас более всего?

-- Самая большая проблема универсальных музеев теперь в том, что под напором туристической индустрии они из хранителей шедевров превращаются в фабрики по извлечению прибыли. Я не верю в музеи-фабрики, я верю в музеи изучающие и хранящие.

-- Какие залы Эрмитажа вы предпочитаете, какие коллекции наиболее интересны для вас?

-- Я в 1970-е годы впервые прошел по Эрмитажу, поразившись размеру и цветовым переходам в бесконечной череде залов. Это один из «старорежимных» музеев, отражающих историю страны, сохранивших в первозданном виде наследие абсолютистской роскоши. Я прихожу в залы Итальянского искусства. И в голландские. У вас потрясающее собрание Рафаэля, Джоржоне, Леонардо... И Рембрандта, конечно.

-- Когда я спросила директора Эрмитажа, что является самой большой редкостью в музеях XXI века, он ответил -- тишина. Вы согласны с ним?

-- Абсолютно. До Ватикана я был директором Уфицци и больше всего любил часы, когда музей уже закрывался для публики, и я мог одни бродить по залам....Я ностальгирую по тем временам, когда музей был местом уединения и сосредоточенности. Когда там было тихо. Теперь это роскошь, доступная лишь избранным.