Странная музыка, интеллектуальное кино, одежда haut couture, но при этом дешевое «Советское шампанское» и "миллион" друзей. Жажда самовыражения и круглосуточные тусовки... Организаторы ню-рейв-вечеринок в Москве (основателями музыки ню-рейв считается британская группа Klaxsons, а в последние годы ню-рейв стал в мире и в России отдельной молодежной субкультурой, стилем одежды и жизни) Ваня Литвиненко и Соня Дубова рассказали о том, как ощущают себя представители модной молодежи в России, интересуются ли политикой, чего хотят от жизни.

Мы сидим на летней террасе в кафе в Камергерском переулке, знаменитом своими сандвичами и модными посетителями. Соню и Ваню здесь знают практически все -- мало кто не бывал у них на Deadsad: в конце прошлого лета ребята собрали людей, музыку, нашли площадку и открыли свою ню-рейв-вечеринку. Вечеринка с тех пор просуществовала семь месяцев, а на вопрос, зачем это бывает нужно, Соня отвечает так: «Чего-то людям не хватает. Личной жизни, эмоций, друзей... Это своего рода сублимация».

Однако с тем, чтобы завести друзей на таких вечеринках, могут возникнуть сложности. Здесь все еще остается свой костяк, своя тусовка, в которой зачастую не хотят чужих людей, хоть и пишут об открытости вечеринок, о стремлении к общению и новой музыке. И дело даже не в амбициях или китче, просто этим людям хватает друг друга.

«Deadsad в этом отношении максимально близка к народу, -- говорит Соня. -- У нас все получилось гораздо проще и не настолько масштабно, не было жесткого дресс-кода, не было списков. Нужно было только желание. Мы их и делали-то, устав от всего прочего, и в частности от того, что люди больше наряжаются и выпендриваются, нежели веселятся... Хотелось просто общения».

Однако было бы бессмысленно отрицать значение дресс-кода для этой культуры, тем более что одежда для этих ребят становится основным определяющим признаком и значит подчас больше, чем сама музыка. Это чуть ли не культ, причем стиль здесь -- либо трэш: неоновые цвета, леопардовые леггинсы и пластмассовые побрякушки, либо исключительная элегантность, шик и строгий черный без всяких излишеств. Одеваясь, эти девушки и юноши копируют модные обложки, и в этом случае их одежда безупречна и актуальна: самые последние тенденции и нередко самые дорогие мировые бренды. Но дело даже не в конкретном выборе стиля, а в том, что каким бы он ни был, он всегда доводится до абсурда, до крайности.

«Здесь все зависит от того, как человек преподносит себя и свой стиль, -- поясняет Соня. -- Если он наденет, например, узкие брюки только потому, что это модно, а ему в них будет неудобно, это же сразу видно. Другое дело, когда он если даже носит что-то смешное или нелепое, то показывает это, смеется над собой, обращает все в шутку. Тогда это и правда становится ультрамодным».

Образ жизни в стиле нон-стоп рейв явление совсем новое и, по словам Вани, странное и непонятное. Сами ребята на свою первую вечеринку попали только прошлой весной. К такому образу жизни Соню привело большое количество свободного времени. Она рассказывает: «Я не поступила в университет и, не зная, чем заняться, подумала о вечеринках. О местах узнавала от друзей, но в основном через Интернет.

«Интернет вообще значит для нас очень много, -- соглашается Ваня. -- Блоги друзей на ЖЖ, новые группы с MySpace, манера одеваться, как у ребят с сайта Look at me. На Deadsad проблем с людьми у нас не было именно за счет большой аудитории наших блогов».

Однако к тусовке они себя не причисляют, не стремятся выставлять это напоказ, просто наслаждаются таким образом жизни...

«Слово смешное -- "тусовка"...» -- улыбается Ваня. Тем не менее иначе это не назовешь. Сегодня люди делают вечеринки просто, чтобы сказать, что они их делают. Это резко стало популярным.

При ответе на вопрос, а можно ли сказать, что люди с вечеринок -- это особая категория молодых людей, новая субкультура, ребята задумываются на минуту: «Наверное, да. Субкультура, но не контркультура, мы ведь себя никому не противопоставляем. На вечеринках можно встретить и рок-н-ролльщиков, и рейверов, и яппи. Это такой гибрид. В основной массе молодежь ищет свой стиль. Мы субкультура только потому, что мы в меньшинстве».

«Мы не аполитичны, -- добавляет Ваня, -- но мы не интересуемся политикой. То есть ты можешь ходить на Deadsad и при этом состоять в какой-нибудь КПРФ, но если ты сам об этом не заговоришь, никто не станет это обсуждать. Это неинтересно».

В России, по мнению Вани, в последние несколько лет не сложилось обстановки, которая могла бы спровоцировать появление новой субкультуры, она в определенной мере подавлялась, обществу же, по сути, навязывалось нужное власти мнение.

«Точнее, -- говорит Ваня, -- не было обстоятельств, знаковых событий для того, чтобы течение появилось снизу. Поэтому-то все то новое, что происходит сейчас, музыка, вечеринки, стиль, сам ню-рейв, все это навязано искусственно, различными модными изданиями, например».

В разговор вступает Соня: "Как бы мы ни старались, большинство людей, которые слушали рейв и ходили к нам на Deadsad, остается всего лишь обществом потребления, для которого главным показателем хорошего и плохого становится мода».

"Вот они и неактивны, ни социально, ни политически, -- добавляет Ваня. -- Как это происходит в Европе? Люди слушают качественную музыку, причем постоянно открывают для себя что-то новое, ходят в хорошие приличные клубы. До нас ведь это все очень долго просто не доходило, государство вообще было закрыто от всего неизвестного. Хотя надо отдать должное, мы быстро учимся. За последние 15 лет мы ускоренно прошли и 60-е, и 70-е, узнали всю эту культуру, хотя где-то, наверное, и очень поверхностно».

«С другой стороны, это если только о Москве говорить, -- возражает Соня. -- Сообщения-то между городами в России никакого нет в этом плане. И если я сейчас уеду хотя бы за 200 километров от Москвы, куда я там смогу пойти? На «дискотеку», «танцы» (или как там это называется?) -- послушать «Руки вверх»?»

Разговор плавно переходит к политике.

«Если бы наши выборы были демократичными, вряд ли бы мы выбрали адекватно», -- считает Ваня. Ему вторит Соня: «Политика -- это ведь как реалити-шоу. Я ходила на выборы, меня бабушка заставила. А так -- за нас ведь все решают».

При этом, по словам Вани, странно думать, что государство боится критики: "Все же схвачено. Мало того, сегодняшняя власть добилась невозможного -- доверия!"

«Ну а как насчет того, что именно поэтому любая критика воспринимается очень резко?» -- спросили мы у ребят

«Точно, -- соглашается Ваня, -- сейчас если власти сами попытаются сделать любой шаг в сторону, сделать что-то, что им не свойственно... если, скажем, сейчас отпустить Ходорковского... Думаете, у нас народ это поймет?»

Получается, что в стране сперва довели сознание людей до нужного состояния, добились доверия, убедили в том, что все делается правильно, и теперь если попробовать уйти в сторону от своего же плана, это будет воспринято неадекватно...

На вопрос о своем личном будущем Соня сразу же отвечает: «Никакой политики... Может быть, культура. Для меня вообще главное -- это самореализация, самовыражение в сторону творчества. Ну а если бизнес, то клуб, бар, вечеринки...»

"Каким бы бизнес ни был, он завязан на политике, -- добавляет Ваня. -- Мы вообще выросли в такой обстановке, что каждый человек уверен -- он ни на что не может повлиять".

Соня соглашается: "У нас все фаталисты".

"Если ты живешь в Европе и тебе не нравится салат в супермаркете, ты скажешь об этом, и салат поменяют. В России такого не будет никогда", -- говорит Ваня.

Ребята не думают о том, чтобы вступать в какие-нибудь партии. При этом они настаивают, что не являются аполитичными. Просто, по словам Вани, это не изменит ничего: «Сейчас не та ситуация». И тут же добавляет: «Хотя, безусловно, у нас сейчас новый президент, и уже есть какие-то подвижки. Он уже делает то, что Путин никогда не позволил бы. Развитие малого бизнеса, например. Или те же визы, которые для английских болельщиков (на финал Лиги чемпионов по футболу в Москве. -- Ред.) отменили... Шанс есть».

"Я верю, что у нас все будет хорошо. Только нескоро", -- вступает в разговор Соня.

"И у власти должны смениться несколько человек, чтобы пережить наконец ту довольно неграмотную политику, которую долгие годы вел Советский Союз, -- добавляет Ваня. -- Раскидывали же у нас интеллигентов по разным странам, истребляли генофонд, вот мы и пожинаем плоды. Отсюда и отвращение к богатым, которые, в общем-то, подчас заслуживают этого отвращения».

Если же расставлять для себя жизненные приоритеты, то для Сони это сначала самореализация и только потом семья. Ваня говорит иначе: «Здесь все зависит от индивидуализма. Мы ведь воспитаны на эгоизме, нас, по сути, отучили от всех стремлений, кроме как стремления к собственному благополучию. Поэтому перспективы очень туманные. Раньше семья была ячейкой общества. А сейчас мы вступаем в брак только тогда, когда это нужно нам самим».

"Мне кажется важным, что сегодня сложно сказать, как вступать в брак -- по любви или по расчету, -- добавляет Соня. -- Сегодня это что-то среднее. Но в любом случае люди приходят к стабильности. Кто-то влюбится без памяти, кто-то захочет квартиру в Москве..."