Известны слова Иосифа Бродского: «Главное -- величие замысла». В переводе с языка поэтов и философов на повседневную речь: правильная придумка -- уже полдела. Анатолий Чубайс в одну прекрасную минуту решил -- прежде чем РАО «ЕЭС России» завершит грандиозный проект и прекратит собственное существование, надо бы сделать еще одно дело. А именно -- рассказать важнейшую и никогда не рассказанную часть истории советской электроэнергетики.

Инициатор проекта размышляет в обращении к читателю на первой странице огромного тома, изданного РОССПЭНом («Заключенные на стройках коммунизма. ГУЛАГ и объекты энергетики в СССР: Собрание документов и фотографий»), над ценой создания, а затем послевоенного восстановления мощной советской энергетики. В сталинскую эпоху эти подробности распорядителей чужими жизнями не волновали. Глава РОССПЭНа Андрей Сорокин, выступая на презентации, говорил с горечью, уже привычной для издателя семитомной «Истории сталинского Гулага» (где впервые введена в оборот ранее совершенно секретная статистика ОГПУ--НКВД--МВД), что никто никогда не ставил вопроса о цене достижений -- потому что опыт России ХХ века никогда в советское время не осмыслялся.

Книга показывает, что высокая смертность в лагерях -- это «концентрированное выражение бесчеловечности Гулага». Опубликовав огромное количество выразительных архивных документов, авторы подсчитали -- при строительстве первых агрегатов волжских ГЭС каждый мегаватт мощности обходился как минимум в 40 человеческих жизней...

И вот теперь еще недавно показавшийся бы диким вопрос: и -- что?

Сегодня такой страшноватый вопрос просто висит в воздухе -- как портрет Сталина на давних демонстрациях. У очень многих готов и ответ: "Умер-шмумер, лишь бы был здоров". Или: ну, погибли, а дальше по бессмертному "Мастеру и Маргарите": "Но мы-то ведь живы!". И даже выигрываем в футбол у голландцев.

Книга о каторжном труде и гибели строителей советских электростанций показывает -- проблема-то Гулага еще далека от досконального изучения. Физическое состояние зэков, кривая смертности -- все это только начинает исследоваться. При этом -- в ситуации, когда общественный интерес к такому исследованию резко понижен и самым безнравственным образом все больше понижается -- при содействии власти.

Сегодня в государственном порядке поощряется интерес к времени Куликовской битвы, к спортивным успехам России, к захоронениям и памятникам нашим солдатам на чужих землях. А как насчет неподсчитанных смертей и непоставленных памятников на своей бескрайней земле? Рановато заговорили о всеобщем примирении -- не почтив память миллионов погибших, не открыв Музея памяти жертв политических репрессий. И многие ли (а в какой российской семье нет погибшего в своих лагерях пусть и дальнего родственника?) подписали недавнее обращение с призывом такой музей создать?

Из этой книги среди прочего узнаешь, что мы не знаем точно, сколько же все-таки людей, строя ГЭС и ТЭЦ, погубили за так? Гулаговская статистика учитывала только смерть в лагерях. Сюда не попадала смерть в пути следования, а также «периодические разгрузки лагерей от инвалидов, вплоть до передачи их на иждивение родственников». Эти люди, «хотя и умирали от болезней и увечий, полученных в Гулаге, не «портили» отчеты ГУЛАГа». (Разное написание авторами одного слова -- правильно: то Архипелаг Гулаг, российский ад, открытый всему миру Солженицыным, а то ГУЛАГ -- контора, управляющая этим архипелагом.) Никакой зарубочки от этих мучеников, умиравших в теплушках или на руках родных, в национальной памяти не осталось -- и не вполне ясно, удастся ли нанести их сегодня, ретроспективно. Поскольку статистике наносить их не очень-то удается -- зарубочки эти иным путем попадают в народную память и в ней оседают, не в последнюю очередь -- когда читают и разучивают в школе, поколение за поколением, стихи:

"...Восемь лет сынка не видела, /Жив ли, нет -- не откликается, /Уж и свидеться не чаяла, /Вдруг сыночек возвращается".

Но тут же гаснет радость, поскольку выясняется: «воротился сын больнехонек», «Девять дней хворал Иванушка, на десятый день преставился». Помню, как сжималось сердце.

«...Хилый, что ли, был с рождения?»

Встрепенулася Оринушка:

«Богатырского сложения,

Здоровенный был детинушка!

Подивился сам из Питера

Генерал на парня этого,

Как в рекрутское присутствие

Привели его раздетого...

На избенку эту бревнышки

Он один таскал сосновые..."

Как же было нам не прочувствовать -- и на долгие годы -- тяжесть неведомой службы в николаевской армии, встретившись в нежном детстве с пронзающими некрасовскими строчками?..

О Гулаге стихи -- и сильные -- тоже писали, только в школе их не учили. Попробуй теперь привей взрослым людям сочувствие к безвестно погибшим, совестливую ответственность за память о них. Но как насчет сегодняшних школьников? Учат ли они наизусть стихи про наш ХХ век Юрия Домбровского, отбывшего в лагерях почти четверть века:

" ...А что, когда положат на весы

Всех тех, кто не дожили, не допели?

В тайге ходили, черный камень ели

И с храпом задыхались, как часы".

Сегодня сказано сверху (замечаете, как вновь задираются головы вверх в ожидании голоса свыше -- как в сталинские годы из черного репродуктора со стола на площади?): "...Теперь нам нужно выбрать прошлое". В связи с этим придумали выбрать одно имя России (а миллионы ее детей пусть по-прежнему безымянно тлеют в вечной мерзлоте). Среди претендентов на него на третьем месте -- сразу после Пушкина -- идет Сталин.

...Презентация книги об энергетиках проходила в Энергетическом институте -- логично, не правда ли? На ступенях широкой лестницы перед входом, на всех этажах огромного здания (каждый год прием -- больше тысячи) кишела молодежь. Когда я увидела, что за десять минут до презентации аудитория -- пустая, пошла говорить с разными группами и группками:

-- Ведь это про ваших предшественников -- энергетиков! Неужели вы совсем равнодушны к их судьбам?..

Нет, никто, должна сказать, ничего гнусного не выразил. Хорошие, я бы сказала, лица. А ситуация -- плохая.

-- Не знаем...Не видели объявления... Сейчас сессия...

На презентации появились все-таки три-четыре студента.

Терять новые поколения мы права не имеем. Это уже вопрос не только истории, но и этики. Под один лишь треск петард в честь спортивных успехов людей с честью и совестью не вырастить. Может, развесить на всех этажах Энергетического института слова, которые могли бы быть эпиграфом к книге?..

"Братья! Вы наши плоды пожинаете!

Нам же в земле истлевать суждено.

Все ли нас, бедных, добром поминаете

Или забыли давно?"